мыслью о которой связывалось теплое и нѣжное чувство.
— Я созданъ для этой работы, — пылко увѣрялъ онъ ее на разстояніи двухъ тысячъ верстъ, — и считаю, что постройка дороги въ глуши это одно изъ благороднѣйшихъ занятій. Мы ведемъ культуру. Въ два года, первые два года, мы достигаемъ того, чего школа можетъ добиться только въ десять лѣтъ. Мы наглядно убѣждаемъ темныхъ, невѣжественныхъ крестьянъ въ пользѣ и значительности знанія. Да, многое совершается здѣсь безсознательно. Но развѣ всѣ спутники Колумба были охвачены чистой идеей подарить міру новый материкъ? Мы...
Вдругъ, почти рядомъ съ нимъ, кто-то кашлянулъ, и Меркуловъ замѣтилъ улыбающуюся физіономію десятника, который, видимо, поджидалъ его. Возлѣ него стоялъ ящикъ съ нивеллиромъ, а немного дальше, прислонившись головой къ обгорѣлому пню, лежалъ на землѣ рабочій.
Оба ждали Меркулова, чтобы продолжать разбивку пути, которую они прервали въ субботу.
— Не устали? — спросилъ десятникъ.
— Ну, нѣтъ! — молодцевато сказалъ студентъ.
— А вчера къ вечеру пріѣхали поляки съ колымагами и пріисковые. Гудятъ, шумятъ. Ухъ, здоровы они работать! — Въ три мѣсяца будетъ готова насыпь?
— Должно быть, будетъ, — сказалъ десятникъ. — Только вотъ вагонетокъ нѣтъ.
-— Ha-дняхъ будутъ и вагонетки, — дѣловито замѣтилъ студентъ. — Водой идутъ.
Принялись за работу. Началось соревнованіе. Десятникъ едва умѣлъ писать, но опытъ, вѣрный глазъ и сообразительность позволяли ему безъ карандаша, съ большой точностью опредѣлять данныя. Меркуловъ смотрѣлъ на него и поражался. У десятника были свои способы вычисленій, и къ знаніямъ студента онъ относился спектически. «Математика ваша одно, — говорилъ онъ, — а практика совсѣмъ другое». И было
видно, что онъ уступалъ студенту, скрѣпя сердце, испытывая глубокую досаду, что юнецъ быстро справляется со всѣмъ тѣмъ
на что ему, старому желѣзнодорожному практику, потребовалось два десятка лѣтъ.
Работали до половины девятаго и рѣшили отправиться завтракать. Когда тронулись въ обратный путь, студентъ все время не оставлявшій своихъ восторженныхъ мыслей вдругъ спросилъ:
— Чудновъ, вы любите свою работу?
Десятникъ, удивившись неожиданному вопросу, слегка
замялся, вытеръ потъ на лбу и, не вполнѣ уясняя себѣ причину любопытства Меркулова, въ нерѣшительности проговорилъ:
— Какъ вамъ сказать. Работа наша трудная. Особенно когда погода не располагаетъ. Опять же ревматизмъ у меня
въ ногахъ. Вотъ, когда моложе былъ, — мнѣ это, дѣйствительно, было по душѣ. А теперь нѣтъ. Привыкъ я къ постройкѣ другого ничего не умѣю, а кабы умѣлъ, я бы другимъ дѣломъ занимался. У меня жена, дѣти. Не вѣкъ же имъ ѣздить за мной по бѣлу-свѣту. Учить ихъ надо. А для этого требуется на одномъ мѣстѣ жить. Нѣтъ, безпокойное это дѣло.
— А мнѣ вотъ, кажется, что лучше этого занятія нѣтъ — сказалъ студентъ. — Широкое дѣло! Простору много.
Десятникъ вздохнулъ.
— Тридцать два года служу на постройкахъ, — устало произнесъ онъ. — Четырнадцать дорогъ и шоссе строилъ. Здоровье себѣ испортилъ. А для чего все это — неизвѣстно.
— Ну, какъ-же! — искренно удивился студентъ. — Вы
дѣлали полезное и нужное дѣло... Желѣзная дорога всѣмъ нужна.
Чудновъ покачалъ головой.
— Всякое дѣло полезно. Да вотъ только не всегда для то го, кто его исполняетъ. Когда я моложе былъ, я всякой новой постройкѣ былъ радъ. Новыя мѣста, новые люди. Ну, а кромѣ того, нашъ братъ, желѣзнодорожный служащій, женщинъ очень любитъ. Намъ безъ бабъ невозможно. Вотъ мы и
Моряки.
Скульптура Терезы Рисъ.
— Я созданъ для этой работы, — пылко увѣрялъ онъ ее на разстояніи двухъ тысячъ верстъ, — и считаю, что постройка дороги въ глуши это одно изъ благороднѣйшихъ занятій. Мы ведемъ культуру. Въ два года, первые два года, мы достигаемъ того, чего школа можетъ добиться только въ десять лѣтъ. Мы наглядно убѣждаемъ темныхъ, невѣжественныхъ крестьянъ въ пользѣ и значительности знанія. Да, многое совершается здѣсь безсознательно. Но развѣ всѣ спутники Колумба были охвачены чистой идеей подарить міру новый материкъ? Мы...
Вдругъ, почти рядомъ съ нимъ, кто-то кашлянулъ, и Меркуловъ замѣтилъ улыбающуюся физіономію десятника, который, видимо, поджидалъ его. Возлѣ него стоялъ ящикъ съ нивеллиромъ, а немного дальше, прислонившись головой къ обгорѣлому пню, лежалъ на землѣ рабочій.
Оба ждали Меркулова, чтобы продолжать разбивку пути, которую они прервали въ субботу.
— Не устали? — спросилъ десятникъ.
— Ну, нѣтъ! — молодцевато сказалъ студентъ.
— А вчера къ вечеру пріѣхали поляки съ колымагами и пріисковые. Гудятъ, шумятъ. Ухъ, здоровы они работать! — Въ три мѣсяца будетъ готова насыпь?
— Должно быть, будетъ, — сказалъ десятникъ. — Только вотъ вагонетокъ нѣтъ.
-— Ha-дняхъ будутъ и вагонетки, — дѣловито замѣтилъ студентъ. — Водой идутъ.
Принялись за работу. Началось соревнованіе. Десятникъ едва умѣлъ писать, но опытъ, вѣрный глазъ и сообразительность позволяли ему безъ карандаша, съ большой точностью опредѣлять данныя. Меркуловъ смотрѣлъ на него и поражался. У десятника были свои способы вычисленій, и къ знаніямъ студента онъ относился спектически. «Математика ваша одно, — говорилъ онъ, — а практика совсѣмъ другое». И было
видно, что онъ уступалъ студенту, скрѣпя сердце, испытывая глубокую досаду, что юнецъ быстро справляется со всѣмъ тѣмъ
на что ему, старому желѣзнодорожному практику, потребовалось два десятка лѣтъ.
Работали до половины девятаго и рѣшили отправиться завтракать. Когда тронулись въ обратный путь, студентъ все время не оставлявшій своихъ восторженныхъ мыслей вдругъ спросилъ:
— Чудновъ, вы любите свою работу?
Десятникъ, удивившись неожиданному вопросу, слегка
замялся, вытеръ потъ на лбу и, не вполнѣ уясняя себѣ причину любопытства Меркулова, въ нерѣшительности проговорилъ:
— Какъ вамъ сказать. Работа наша трудная. Особенно когда погода не располагаетъ. Опять же ревматизмъ у меня
въ ногахъ. Вотъ, когда моложе былъ, — мнѣ это, дѣйствительно, было по душѣ. А теперь нѣтъ. Привыкъ я къ постройкѣ другого ничего не умѣю, а кабы умѣлъ, я бы другимъ дѣломъ занимался. У меня жена, дѣти. Не вѣкъ же имъ ѣздить за мной по бѣлу-свѣту. Учить ихъ надо. А для этого требуется на одномъ мѣстѣ жить. Нѣтъ, безпокойное это дѣло.
— А мнѣ вотъ, кажется, что лучше этого занятія нѣтъ — сказалъ студентъ. — Широкое дѣло! Простору много.
Десятникъ вздохнулъ.
— Тридцать два года служу на постройкахъ, — устало произнесъ онъ. — Четырнадцать дорогъ и шоссе строилъ. Здоровье себѣ испортилъ. А для чего все это — неизвѣстно.
— Ну, какъ-же! — искренно удивился студентъ. — Вы
дѣлали полезное и нужное дѣло... Желѣзная дорога всѣмъ нужна.
Чудновъ покачалъ головой.
— Всякое дѣло полезно. Да вотъ только не всегда для то го, кто его исполняетъ. Когда я моложе былъ, я всякой новой постройкѣ былъ радъ. Новыя мѣста, новые люди. Ну, а кромѣ того, нашъ братъ, желѣзнодорожный служащій, женщинъ очень любитъ. Намъ безъ бабъ невозможно. Вотъ мы и
Моряки.
Скульптура Терезы Рисъ.