СОЛНЦЕ РОССІИ. В. М. Гаршинъ.
24 марта 1888 г. — 24 марта 1913 г.
ПИСАТЕЛЬ-СТРАДАЛЕЦЪ.
«Счастливъ писатель, который на склонѣ лѣтъ своихъ видитъ, что у него есть наслѣдникъ. Такое счастье выпало на мою долю, когда я узналъ васъ, Всеволодъ Михайловичъ».
Такъ писалъ покойный Иванъ Сергѣевичъ Тургеневъ В. М. Гаршину, привѣтствуя въ его лицѣ своего литературнаго правопреемника и крупное, восходящее свѣтило на литературномъ небосклонѣ.
Съ оцѣнкою Тургенева вполнѣ согласился другой нашъ знаменитый писатель Л. Н. Толстой, не очень тароватый. какъ извѣстно, на похвальные отзывы и читавшій всегда молодыхъ писателей съ большимъ разборомъ.
«Гаршинъ, — заявилъ Толстой, — одно изъ самыхъ симпатичныхъ явленій въ литературѣ»...
В. М. Гаршинъ умеръ 33 лѣтъ отъ роду. Его недолгая писательская дѣятельность часто прерывалась психическими заболѣваніями, послѣ которыхъ наступалъ періодъ простраціи, не совсѣмъ благопріятствовавшій занятію литературой. Самъ Гаршинъ говорилъ, что почти все, что онъ написалъ, выливалось, когда на него «находило».
Литературное наслѣдіе, оставленное Гаршинымъ, въ количественномъ отношеніи не велико, но на всѣхъ его разсказахъ и повѣстяхъ лежитъ печать большого таланта. Въ нихъ виденъ настоящій художникъ, топко чувствовавшій поэтъ, обнаруживавшій способность къ глубокому и вѣрному анализу психической жизни человѣка. Гаршинъ оставилъ намъ небольшую, но интересную галлерею вполнѣ реальныхъ образовъ. Рисуя картины дѣйствительности, онъ всегда зналъ чувство мѣры, не увлекался современнымъ ему натурализмомъ въ беллетристикѣ, оставаясь художникомъ понимавшимъ требованія изящнаго.
Разсказы Гаршина искренни, оригинальны по сюжету и согрѣты горячимъ чувствомъ. Особенно ярки и исполнены
настоящаго драматизма его разсказы, гдѣ рисуются сцены военно-походной жизни, написанныя подъ живымъ впечатлѣніемъ событій на театрѣ военныхъ дѣйствій.
Самъ психически-неуравновѣшенный, — Гаршинъ, какъ немногіе изъ беллетристовъ, изображалъ душевныя переживанія ненормальныхъ людей. Въ одномъ изъ учебниковъ психіатріи его «Красный цвѣтокъназванъ однимъ изъ любопытнѣйшихъ документовъ въ исторіи душевныхъ болѣзней. И знаменитый психіатръ Мержеевскій, и проф. Сикорскій
констатировали необычайно точное и вѣрное изображеніе Гаршинымъ развитія душевныхъ болѣзней.
В. М. Гаршинъ былъ человѣкъ съ крайне обнаженными нервами, какъ и работавшій одновременно съ нимъ въ «Отечественныхъ Запискахъ» Гл. Ив. Успенскій, давшій слѣдующее любопытное объясненіе психическаго недуга своего собрата по перу и несчастію:
«Источникъ страданія больного человѣка таится въ условіяхъ окружающей его жизни и оттуда, изъ жизни, страданіе вошло въ его душу... Жизнь оскорбляла въ немъ чувство справедливости, огорчала его, мысль
о жизненной неправдѣ есть главный корень душевнаго страданія... нервное разстройство, физическая боль, физическое страданіе только осложняютъ напряженную работу совершенно опредѣленной мысли, внушенной впечатлѣніями живой жизни»...
Впервые Гаршинъ заболѣлъ душевно передъ окончаніемъ гимназіи.
Пребываніе на войнѣ, съ ея ужасами, которому мы обязаны замѣчательными разсказами «Четыре дня», «Рядовой Ивановъи др., отнюдь не могло способствовать возстановленію душевнаго равновѣсія Гаршина. Встрѣтившій писателя, вскорѣ послѣ войны, дядя его, В. С. Акимовъ, былъ пораженъ его видомъ: блуждающіе, какіе-то тревожные глаза, лихорадочная торопливость разговора, внезапные припадки раздражительности при малѣйшемъ противорѣчіи, — все это явно указывало на психическое нездоровье.
И съ тѣхъ поръ болѣзненное состояніе Гаршина то усиливается, то облегчается и для него наступаютъ свѣтлые промежутки.
Близкій другъ писателя, В. А. Фаусекъ, разсказываетъ, что, явившись однажды къ нему, онъ засталъ его на балконѣ верхняго этажа, среди хаоса. Въ углу одной изъ комнатъ, заставленномъ шкафами, Гаршинъ заклеилъ стѣны вырѣзками изъ иллюстрацій, устроивъ себѣ тамъ помѣщеніе, а на балконѣ, перетянутомъ какими-то веревками, стоялъ столъ вверхъ ногами, изображавшій машину для приготовленія изъ глины цвѣточныхъ горшковъ. На дворѣ, между двумя каменными стѣнами, Гаршинъ устроилъ какой-то импровизированный огородъ.
Совершенно больной, Гаршинъ отправился къ Л. Н. Толстому въ Ясную Поляну и сталъ ему развивать свои мечты о всемірномъ счастьѣ, причемъ скромно упомянулъ въ разговорѣ, что пописываетъ. На всѣ имѣвшіяся у него деньги, онъ покупаетъ затѣмъ лошадь и разъѣзжаетъ верхомъ по Тульской губерніи, проповѣдуя всюду уничтоженіе зла
В. М. Гаршинъ.
24 марта 1888 г. — 24 марта 1913 г.
ПИСАТЕЛЬ-СТРАДАЛЕЦЪ.
«Счастливъ писатель, который на склонѣ лѣтъ своихъ видитъ, что у него есть наслѣдникъ. Такое счастье выпало на мою долю, когда я узналъ васъ, Всеволодъ Михайловичъ».
Такъ писалъ покойный Иванъ Сергѣевичъ Тургеневъ В. М. Гаршину, привѣтствуя въ его лицѣ своего литературнаго правопреемника и крупное, восходящее свѣтило на литературномъ небосклонѣ.
Съ оцѣнкою Тургенева вполнѣ согласился другой нашъ знаменитый писатель Л. Н. Толстой, не очень тароватый. какъ извѣстно, на похвальные отзывы и читавшій всегда молодыхъ писателей съ большимъ разборомъ.
«Гаршинъ, — заявилъ Толстой, — одно изъ самыхъ симпатичныхъ явленій въ литературѣ»...
В. М. Гаршинъ умеръ 33 лѣтъ отъ роду. Его недолгая писательская дѣятельность часто прерывалась психическими заболѣваніями, послѣ которыхъ наступалъ періодъ простраціи, не совсѣмъ благопріятствовавшій занятію литературой. Самъ Гаршинъ говорилъ, что почти все, что онъ написалъ, выливалось, когда на него «находило».
Литературное наслѣдіе, оставленное Гаршинымъ, въ количественномъ отношеніи не велико, но на всѣхъ его разсказахъ и повѣстяхъ лежитъ печать большого таланта. Въ нихъ виденъ настоящій художникъ, топко чувствовавшій поэтъ, обнаруживавшій способность къ глубокому и вѣрному анализу психической жизни человѣка. Гаршинъ оставилъ намъ небольшую, но интересную галлерею вполнѣ реальныхъ образовъ. Рисуя картины дѣйствительности, онъ всегда зналъ чувство мѣры, не увлекался современнымъ ему натурализмомъ въ беллетристикѣ, оставаясь художникомъ понимавшимъ требованія изящнаго.
Разсказы Гаршина искренни, оригинальны по сюжету и согрѣты горячимъ чувствомъ. Особенно ярки и исполнены
настоящаго драматизма его разсказы, гдѣ рисуются сцены военно-походной жизни, написанныя подъ живымъ впечатлѣніемъ событій на театрѣ военныхъ дѣйствій.
Самъ психически-неуравновѣшенный, — Гаршинъ, какъ немногіе изъ беллетристовъ, изображалъ душевныя переживанія ненормальныхъ людей. Въ одномъ изъ учебниковъ психіатріи его «Красный цвѣтокъназванъ однимъ изъ любопытнѣйшихъ документовъ въ исторіи душевныхъ болѣзней. И знаменитый психіатръ Мержеевскій, и проф. Сикорскій
констатировали необычайно точное и вѣрное изображеніе Гаршинымъ развитія душевныхъ болѣзней.
В. М. Гаршинъ былъ человѣкъ съ крайне обнаженными нервами, какъ и работавшій одновременно съ нимъ въ «Отечественныхъ Запискахъ» Гл. Ив. Успенскій, давшій слѣдующее любопытное объясненіе психическаго недуга своего собрата по перу и несчастію:
«Источникъ страданія больного человѣка таится въ условіяхъ окружающей его жизни и оттуда, изъ жизни, страданіе вошло въ его душу... Жизнь оскорбляла въ немъ чувство справедливости, огорчала его, мысль
о жизненной неправдѣ есть главный корень душевнаго страданія... нервное разстройство, физическая боль, физическое страданіе только осложняютъ напряженную работу совершенно опредѣленной мысли, внушенной впечатлѣніями живой жизни»...
Впервые Гаршинъ заболѣлъ душевно передъ окончаніемъ гимназіи.
Пребываніе на войнѣ, съ ея ужасами, которому мы обязаны замѣчательными разсказами «Четыре дня», «Рядовой Ивановъи др., отнюдь не могло способствовать возстановленію душевнаго равновѣсія Гаршина. Встрѣтившій писателя, вскорѣ послѣ войны, дядя его, В. С. Акимовъ, былъ пораженъ его видомъ: блуждающіе, какіе-то тревожные глаза, лихорадочная торопливость разговора, внезапные припадки раздражительности при малѣйшемъ противорѣчіи, — все это явно указывало на психическое нездоровье.
И съ тѣхъ поръ болѣзненное состояніе Гаршина то усиливается, то облегчается и для него наступаютъ свѣтлые промежутки.
Близкій другъ писателя, В. А. Фаусекъ, разсказываетъ, что, явившись однажды къ нему, онъ засталъ его на балконѣ верхняго этажа, среди хаоса. Въ углу одной изъ комнатъ, заставленномъ шкафами, Гаршинъ заклеилъ стѣны вырѣзками изъ иллюстрацій, устроивъ себѣ тамъ помѣщеніе, а на балконѣ, перетянутомъ какими-то веревками, стоялъ столъ вверхъ ногами, изображавшій машину для приготовленія изъ глины цвѣточныхъ горшковъ. На дворѣ, между двумя каменными стѣнами, Гаршинъ устроилъ какой-то импровизированный огородъ.
Совершенно больной, Гаршинъ отправился къ Л. Н. Толстому въ Ясную Поляну и сталъ ему развивать свои мечты о всемірномъ счастьѣ, причемъ скромно упомянулъ въ разговорѣ, что пописываетъ. На всѣ имѣвшіяся у него деньги, онъ покупаетъ затѣмъ лошадь и разъѣзжаетъ верхомъ по Тульской губерніи, проповѣдуя всюду уничтоженіе зла
В. М. Гаршинъ.