— Да, да, именно такъ: ночной правдой...
Они шли дальше — тихо, шагъ за шагомъ и говорили, и въ томъ, что за все время ни разу не вспоминали Митю, — чувствовалась соглашенность людей одного міра, которому чужда окружающая жизнь.
А когда онъ встрѣчался съ Митей, — тотъ конфузливо смотрѣлъ въ сторону, куда-то торопился и говорилъ, словно извиняясь:
— Я вотъ въ школу тутъ, тетрадки тамъ есть — поправить... Такое дѣло.
Вечеромъ онъ сидѣлъ, хлопая слипающими глазами, и бормоталъ сконфуженно:
— Да, да, конечно, совершенно вѣрно, это какъ есть... Встаю вотъ я рано...
И послѣ его ухода Платоновъ испытывалъ нѣчто вродѣ брезгливой жалости. Въ такихъ случаяхъ онъ привыкъ встрѣчать протестъ, хотя бы скрытый, скрытую борьбу, а тутъ была приниженная трусость — за мѣсто, за жалованье, за отношенія съ управой... И по напряженной, дергающейся складкѣ губъ Олимпіады, онъ понималъ, что и ей противно...
III.
Тощій, длинный латышъ — управляющій стоялъ возлѣ двери, слегка трогая березовую ея ручку, и докладывалъ
о томъ, что подрядчикъ, взявшійся поправлять флигель, не можетъ придти.
— Его въ тюрьму заперли, какъ онъ человѣка убилъ — извѣстно мужицкое обыкновеніе... — слегка затрудняясь, объяснялъ онъ, — тамъ у нихъ изъ-за бабы вышло. Парни съ артели за бабой его, а онъ топоромъ... Извѣстно, грубый мужикъ необразованный!.. Надо на село иттить, еще искать...
Рѣшено было, что новаго подрядчика поищутъ на селѣ. Управляющему некогда было ѣхать, и когда Митя вызвался съѣздить и приговорить, Платоновъ обрадовался.
— И отлично, и прекрасно, — говорилъ онъ, чувствуя, что радость явилась не столько потому, что Митя взялъ на себя трудную и непріятную обязанность, сколько отъ другого, еще не вполнѣ понятаго имъ, — и великолѣпно!.. Надѣюсь, этотъ не будетъ бѣгать съ топоромъ!
— Ужасный народъ!.. — чуть поморщившись, проговорила Олимпіада, — вы не знаете, потому что не видите этого — но Боже мой, какая дичь тутъ... Убить, зарубить топоромъ, пырнуть ножомъ — это заурядное явленіе...
Митя робко посмотрѣлъ на нее, вытеръ рукою ротъ — жестъ, котораго жена не выносила, и несмѣло сказалъ:
— Извѣстно, народъ темный!..
— Вотъ именно, что темный... — злорадно подхватила она.
— Такъ вѣдь что жъ ему и дѣлать? — Онъ хотѣлъ еще что-то добавить и вдругъ расхохотался, такъ что въ комнатахъ загудѣло:
— Ха-ха-ха!..
— Чему ты, скажи, пожалуйста? — нетерпѣливо пожимая плечами, спросила она.
Митя сконфузился и взглянулъ на Платонова, ища въ немъ сочувствія.
— Нѣтъ, какъ же, —проговорилъ онъ, — такой старый, помирать пора, а онъ топоромъ. Страсть смѣшно было...
— Ничего тутъ смѣшного нѣтъ — глупо и гадко!
«Смѣшно... — подумалъ Платоновъ, съ нѣкоторымъ опасеніемъ поглядывая на Митю, — ему смѣшно... »
У себя дома онъ почему-то часто вспоминалъ смѣхъ Мити и это было непріятно.
— Митя и бородатый подрядчикъ, — думалъ онъ, выбирая изъ чемодана патроны и осматривая ружье — сегодня вечеромъ рѣшили ѣхать на токъ — люди одного и того же міра... Пусть Митя кончилъ семинарію, учитъ дѣтей, все-же онъ въ существѣ своемъ мужикъ, крестьянинъ, для котораго понятно то, что подрядчикъ можетъ убить... Я не поручился бы, что такой Митя въ извѣстный моментъ не сдѣлалъ бы того же.
Вечеромъ, когда онъ собирался пойти во флигель пить чай, — неожиданно пришла Олимпіада. Платоновъ едва успѣлъ вскочить съ дивана и смущенно затоптался по комнатѣ. Почему-то онъ растерялся — и эта растерянность сказалась н-а ней. Она остановилась у двери и, сверкнувъ сухими черными глазами, вдругъ покраснѣла.
— Олимпіада Николаевна... Я такъ не ждалъ... Простите!.. — бормоталъ онъ, а она стояла у двери, и когда онъ подошелъ, вдругъ подняла глаза. И этотъ взглядъ, какъ-будто, толкнулъ его.
— Митя сказалъ... — начала она, но голосъ сорвался, — мой мужъ просилъ передать... Понимаете — вы ѣдете на токъ нынче, такъ вотъ онъ хочетъ... Понимаете — на токъ вы вмѣстѣ, а потомъ онъ дальше, въ село къ подрядчику, такъ предупредить... Онъ хотѣлъ...
Платоновъ справился съ собой и подошелъ къ ней вплотную. Между ними ничего не было сказано, но вышло такъ, что оба они вдругъ поняли нѣчто — и странны и чужды были обычныя слова, которыя выдавливала она.
41 ПЕРЕДВИЖНАЯ ВЫСТАВКА 1913 Г.
«Звѣрекъ»,
(Съ фот. Кс. Глыбовской).Н. П. Богдановъ-Бѣльскій.
Они шли дальше — тихо, шагъ за шагомъ и говорили, и въ томъ, что за все время ни разу не вспоминали Митю, — чувствовалась соглашенность людей одного міра, которому чужда окружающая жизнь.
А когда онъ встрѣчался съ Митей, — тотъ конфузливо смотрѣлъ въ сторону, куда-то торопился и говорилъ, словно извиняясь:
— Я вотъ въ школу тутъ, тетрадки тамъ есть — поправить... Такое дѣло.
Вечеромъ онъ сидѣлъ, хлопая слипающими глазами, и бормоталъ сконфуженно:
— Да, да, конечно, совершенно вѣрно, это какъ есть... Встаю вотъ я рано...
И послѣ его ухода Платоновъ испытывалъ нѣчто вродѣ брезгливой жалости. Въ такихъ случаяхъ онъ привыкъ встрѣчать протестъ, хотя бы скрытый, скрытую борьбу, а тутъ была приниженная трусость — за мѣсто, за жалованье, за отношенія съ управой... И по напряженной, дергающейся складкѣ губъ Олимпіады, онъ понималъ, что и ей противно...
III.
Тощій, длинный латышъ — управляющій стоялъ возлѣ двери, слегка трогая березовую ея ручку, и докладывалъ
о томъ, что подрядчикъ, взявшійся поправлять флигель, не можетъ придти.
— Его въ тюрьму заперли, какъ онъ человѣка убилъ — извѣстно мужицкое обыкновеніе... — слегка затрудняясь, объяснялъ онъ, — тамъ у нихъ изъ-за бабы вышло. Парни съ артели за бабой его, а онъ топоромъ... Извѣстно, грубый мужикъ необразованный!.. Надо на село иттить, еще искать...
Рѣшено было, что новаго подрядчика поищутъ на селѣ. Управляющему некогда было ѣхать, и когда Митя вызвался съѣздить и приговорить, Платоновъ обрадовался.
— И отлично, и прекрасно, — говорилъ онъ, чувствуя, что радость явилась не столько потому, что Митя взялъ на себя трудную и непріятную обязанность, сколько отъ другого, еще не вполнѣ понятаго имъ, — и великолѣпно!.. Надѣюсь, этотъ не будетъ бѣгать съ топоромъ!
— Ужасный народъ!.. — чуть поморщившись, проговорила Олимпіада, — вы не знаете, потому что не видите этого — но Боже мой, какая дичь тутъ... Убить, зарубить топоромъ, пырнуть ножомъ — это заурядное явленіе...
Митя робко посмотрѣлъ на нее, вытеръ рукою ротъ — жестъ, котораго жена не выносила, и несмѣло сказалъ:
— Извѣстно, народъ темный!..
— Вотъ именно, что темный... — злорадно подхватила она.
— Такъ вѣдь что жъ ему и дѣлать? — Онъ хотѣлъ еще что-то добавить и вдругъ расхохотался, такъ что въ комнатахъ загудѣло:
— Ха-ха-ха!..
— Чему ты, скажи, пожалуйста? — нетерпѣливо пожимая плечами, спросила она.
Митя сконфузился и взглянулъ на Платонова, ища въ немъ сочувствія.
— Нѣтъ, какъ же, —проговорилъ онъ, — такой старый, помирать пора, а онъ топоромъ. Страсть смѣшно было...
— Ничего тутъ смѣшного нѣтъ — глупо и гадко!
«Смѣшно... — подумалъ Платоновъ, съ нѣкоторымъ опасеніемъ поглядывая на Митю, — ему смѣшно... »
У себя дома онъ почему-то часто вспоминалъ смѣхъ Мити и это было непріятно.
— Митя и бородатый подрядчикъ, — думалъ онъ, выбирая изъ чемодана патроны и осматривая ружье — сегодня вечеромъ рѣшили ѣхать на токъ — люди одного и того же міра... Пусть Митя кончилъ семинарію, учитъ дѣтей, все-же онъ въ существѣ своемъ мужикъ, крестьянинъ, для котораго понятно то, что подрядчикъ можетъ убить... Я не поручился бы, что такой Митя въ извѣстный моментъ не сдѣлалъ бы того же.
Вечеромъ, когда онъ собирался пойти во флигель пить чай, — неожиданно пришла Олимпіада. Платоновъ едва успѣлъ вскочить съ дивана и смущенно затоптался по комнатѣ. Почему-то онъ растерялся — и эта растерянность сказалась н-а ней. Она остановилась у двери и, сверкнувъ сухими черными глазами, вдругъ покраснѣла.
— Олимпіада Николаевна... Я такъ не ждалъ... Простите!.. — бормоталъ онъ, а она стояла у двери, и когда онъ подошелъ, вдругъ подняла глаза. И этотъ взглядъ, какъ-будто, толкнулъ его.
— Митя сказалъ... — начала она, но голосъ сорвался, — мой мужъ просилъ передать... Понимаете — вы ѣдете на токъ нынче, такъ вотъ онъ хочетъ... Понимаете — на токъ вы вмѣстѣ, а потомъ онъ дальше, въ село къ подрядчику, такъ предупредить... Онъ хотѣлъ...
Платоновъ справился съ собой и подошелъ къ ней вплотную. Между ними ничего не было сказано, но вышло такъ, что оба они вдругъ поняли нѣчто — и странны и чужды были обычныя слова, которыя выдавливала она.
41 ПЕРЕДВИЖНАЯ ВЫСТАВКА 1913 Г.
«Звѣрекъ»,
(Съ фот. Кс. Глыбовской).Н. П. Богдановъ-Бѣльскій.