ЛЮБОВЬ КАРЛОВНА.
Разсказъ.
I.
— Барышня по объявленію! — съ потупленными глазами доложила пожилая горничная.
Сорокалѣтній расплывшійся холостякъ утопалъ, послѣ обѣда, въ англійскомъ кожаномъ креслѣ и курилъ сигару. Онъ сказалъ тусклымъ голосомъ:
— Проси.
Вошла дѣвушка въ шляпѣ со страусовымъ перомъ, съ вопросительнымъ и вмѣстѣ ласковымъ взглядомъ большихъ синихъ глазъ. Волосы были у нея бѣлые, какъ ленъ, густые и волнистые. Розовый румянецъ покрывалъ щеки; лобъ на одной линіи съ носомъ чувственнаго очерка, а ротъ, какъ у Діаны-цѣломудренный и алый.
— Вы — Яковлевъ? — Я.
Онъ слегка привсталъ. Поправилась дѣвушка.
— Подите сюда, — пригласилъ онъ. — Сядемте рядкомъ. — Тутъ онъ подкатилъ ей другое кресло. — Васъ зовутъ?
— Любовь Карловна.
— Голосокъ у васъ хорошій, и вы, конечно, превосходная чтица. Но какъ вамъ сказать, — жуя сигару, началъ онъ: — разрѣшите быть откровеннымъ — я на свѣтѣ одинъ, какъ палецъ, и мнѣ нужна не столько чтица послѣ того, какъ я кончаю со своими дѣлами на биржѣ, сколько... ну, вотъ, чтобы не было скучно... вмѣстѣ закатиться въ ресторанъ, совершить пле
зирную партійку за городъ, побывать въ театрѣ — и то не ежедневно... Но если что, то и заграницу махнуть... и письмецо одно, другое написать. Ну, однимъ словомъ, нуждаюсь я въ маленькомъ другѣ.
Бѣлокурая дѣвушка молчала. — Вамъ сколько лѣтъ? — Двадцать.
— Родители имѣются?
— Я живу у бабушки, — подумавъ, отвѣчала она. — Кончили?..
— Гимназію... съ золотой медалью, — прибавила она.
— Служили на мѣстахъ? — прищурившись, спросилъ Яковлевъ.
— Нѣть.
— Нуждишка заставила объявиться?
— Бабушка получаетъ маленькую пенсію.
Онъ посмотрѣлъ на ея шляпу. — А наряды любите? — Люблю.
— Такъ какъ вы поддерживаете разговоръ и, думается мнѣ, ничего не имѣете въ принципѣ, то позвольте задать вамъ еще одинъ вопросъ: сердечко ваше свободно?
Дѣвушка покраснѣла и сдѣлала движеніе встать. Но перемѣнила намѣреніе, напротивъ, удобнѣе усѣлась въ креслѣ, прикинула къ глазамъ лорнетку на длинной ручкѣ и спросила: — А скажите, у васъ родители есть? — Померли, Любовь Карловна.
— О лѣтахъ васъ спрашивать нечего, — продолжала она, — не первой молодости. Но какими вы располагаете средствами?
— Какъ вамъ сказать — тысячъ сорокъ въ годъ очищается.
— Среднія средства... много заплатить не можете. Ну, а другихъ связей у васъ нѣтъ?
— Чистъ, Любовь Карловна, видитъ Богъ. Ай да малютка! — вскричалъ Яковлевъ. — Очевидно, мы съ вами поладимъ. Ручку. — Я вамъ понравилась?
— Словъ не нахожу — то есть вотъ какъ! — Ну, а вы мнѣ еще не очень. Что же вы на биржѣ дѣлаете? — Продаю и покупаю, голубушка — только не для себя.
— А, маклеръ! — догадалась Любовь Карловна. — Вотъ что, — сказала она, вскакивая: — не надо довѣрять первому впечатлѣнію; я къ вамъ приду еще нѣсколько разъ. Хочу приглядѣться къ вамъ. Вѣдь, человѣкъ
же я, въ самомъ дѣлѣ, а не товаръ.
— А если товаръ, то ему цѣна?
Опять покраснѣла Любовь Карловна до бровей и со смѣхомъ проговорила:
— Огромная.
Смѣющимися масляными глазами окинулъ всю ея элегантную фигуру толстый маклеръ и сказалъ:
— Ну, коли такъ — до свиданія... а именно когда же? Заверните вечеркомъ... я пошлю за билетами въ оперу.
Опера соблазнила.
— Ладно, — сказала она.
II.
Прошло двѣ недѣли. Не было дня, чтобы Яковлевъ не повидался съ Любовью Карловной. Онъ возилъ ее къ «Медвѣдю» и въ «Европейскую гостиницу», каталъ по Островамъ, сталъ дѣлать ей подарки. Пожимая плечами, неохотно принимала она золотыя колечки, браслеты, шляпы, перчатки, туфли отъ Вейса, платья отъ Ламановой.
— Ну и что, какого вы обо мнѣ, наконецъ, мнѣнія? — спросилъ за обѣдомъ у себя бѣлокурую дѣвушку маклеръ Яковлевъ.
— У васъ голова пошла кругомъ, я вижу... Но почему у меня не кружится? Вы честный человѣкъ и, конечно, не захотите, чтобы я стала вашимъ другомъ безъ склонности... Я еще подожду.
Онъ ждалъ опять двѣ недѣли. Голосокъ ея постоянно звучалъ въ ушахъ Яковлева — была ли она съ нимъ, или уходила. Она, то и дѣло, болтала. Разсказывала о гимназическихъ учителяхъ, о подругахъ, о маленькихъ приключеніяхъ, какія съ нею случались. Повидимому, она была центромъ міра. Всѣ влюблялись въ нее. Учитель географіи подстерегалъ ее на перекресткѣ, а ему было пятьдесятъ лѣтъ. Весь классъ убѣдился, что онъ влюбленъ въ нее, когда сталъ вызывать ее чуть не каждый день. Законоучитель любилъ спрашивать ее о грѣхопаденіи. Инспекторъ вызвалъ ее къ себѣ, чтобы пожурить за шалость. И, такой смѣшной, сталъ передъ нею на колѣни и поцѣловалъ ея платье. Терпѣть не могла только начальница, потому что у ней были счеты съ родителями. А родители Любови Карловны были богатые люди и вели земельную тяжбу съ начальницей Но они проиграли и отъ огорченія умерли, а начальницѣ стало совѣстно. Она призвала къ себѣ молодую дѣвушку, положила передъ нею большую золотую медаль и сказала, залившись слезами: «я виновата передъ вами, вы должны получить медаль, и я первая за васъ». У самыхъ черствыхъ людей пробуждается совѣсть.
Конкурсъ памятниковъ Лермонтову.
Первая премія — авторы Л. А. Дитрихъ и Е. Б. Козловъ
Разсказъ.
I.
— Барышня по объявленію! — съ потупленными глазами доложила пожилая горничная.
Сорокалѣтній расплывшійся холостякъ утопалъ, послѣ обѣда, въ англійскомъ кожаномъ креслѣ и курилъ сигару. Онъ сказалъ тусклымъ голосомъ:
— Проси.
Вошла дѣвушка въ шляпѣ со страусовымъ перомъ, съ вопросительнымъ и вмѣстѣ ласковымъ взглядомъ большихъ синихъ глазъ. Волосы были у нея бѣлые, какъ ленъ, густые и волнистые. Розовый румянецъ покрывалъ щеки; лобъ на одной линіи съ носомъ чувственнаго очерка, а ротъ, какъ у Діаны-цѣломудренный и алый.
— Вы — Яковлевъ? — Я.
Онъ слегка привсталъ. Поправилась дѣвушка.
— Подите сюда, — пригласилъ онъ. — Сядемте рядкомъ. — Тутъ онъ подкатилъ ей другое кресло. — Васъ зовутъ?
— Любовь Карловна.
— Голосокъ у васъ хорошій, и вы, конечно, превосходная чтица. Но какъ вамъ сказать, — жуя сигару, началъ онъ: — разрѣшите быть откровеннымъ — я на свѣтѣ одинъ, какъ палецъ, и мнѣ нужна не столько чтица послѣ того, какъ я кончаю со своими дѣлами на биржѣ, сколько... ну, вотъ, чтобы не было скучно... вмѣстѣ закатиться въ ресторанъ, совершить пле
зирную партійку за городъ, побывать въ театрѣ — и то не ежедневно... Но если что, то и заграницу махнуть... и письмецо одно, другое написать. Ну, однимъ словомъ, нуждаюсь я въ маленькомъ другѣ.
Бѣлокурая дѣвушка молчала. — Вамъ сколько лѣтъ? — Двадцать.
— Родители имѣются?
— Я живу у бабушки, — подумавъ, отвѣчала она. — Кончили?..
— Гимназію... съ золотой медалью, — прибавила она.
— Служили на мѣстахъ? — прищурившись, спросилъ Яковлевъ.
— Нѣть.
— Нуждишка заставила объявиться?
— Бабушка получаетъ маленькую пенсію.
Онъ посмотрѣлъ на ея шляпу. — А наряды любите? — Люблю.
— Такъ какъ вы поддерживаете разговоръ и, думается мнѣ, ничего не имѣете въ принципѣ, то позвольте задать вамъ еще одинъ вопросъ: сердечко ваше свободно?
Дѣвушка покраснѣла и сдѣлала движеніе встать. Но перемѣнила намѣреніе, напротивъ, удобнѣе усѣлась въ креслѣ, прикинула къ глазамъ лорнетку на длинной ручкѣ и спросила: — А скажите, у васъ родители есть? — Померли, Любовь Карловна.
— О лѣтахъ васъ спрашивать нечего, — продолжала она, — не первой молодости. Но какими вы располагаете средствами?
— Какъ вамъ сказать — тысячъ сорокъ въ годъ очищается.
— Среднія средства... много заплатить не можете. Ну, а другихъ связей у васъ нѣтъ?
— Чистъ, Любовь Карловна, видитъ Богъ. Ай да малютка! — вскричалъ Яковлевъ. — Очевидно, мы съ вами поладимъ. Ручку. — Я вамъ понравилась?
— Словъ не нахожу — то есть вотъ какъ! — Ну, а вы мнѣ еще не очень. Что же вы на биржѣ дѣлаете? — Продаю и покупаю, голубушка — только не для себя.
— А, маклеръ! — догадалась Любовь Карловна. — Вотъ что, — сказала она, вскакивая: — не надо довѣрять первому впечатлѣнію; я къ вамъ приду еще нѣсколько разъ. Хочу приглядѣться къ вамъ. Вѣдь, человѣкъ
же я, въ самомъ дѣлѣ, а не товаръ.
— А если товаръ, то ему цѣна?
Опять покраснѣла Любовь Карловна до бровей и со смѣхомъ проговорила:
— Огромная.
Смѣющимися масляными глазами окинулъ всю ея элегантную фигуру толстый маклеръ и сказалъ:
— Ну, коли такъ — до свиданія... а именно когда же? Заверните вечеркомъ... я пошлю за билетами въ оперу.
Опера соблазнила.
— Ладно, — сказала она.
II.
Прошло двѣ недѣли. Не было дня, чтобы Яковлевъ не повидался съ Любовью Карловной. Онъ возилъ ее къ «Медвѣдю» и въ «Европейскую гостиницу», каталъ по Островамъ, сталъ дѣлать ей подарки. Пожимая плечами, неохотно принимала она золотыя колечки, браслеты, шляпы, перчатки, туфли отъ Вейса, платья отъ Ламановой.
— Ну и что, какого вы обо мнѣ, наконецъ, мнѣнія? — спросилъ за обѣдомъ у себя бѣлокурую дѣвушку маклеръ Яковлевъ.
— У васъ голова пошла кругомъ, я вижу... Но почему у меня не кружится? Вы честный человѣкъ и, конечно, не захотите, чтобы я стала вашимъ другомъ безъ склонности... Я еще подожду.
Онъ ждалъ опять двѣ недѣли. Голосокъ ея постоянно звучалъ въ ушахъ Яковлева — была ли она съ нимъ, или уходила. Она, то и дѣло, болтала. Разсказывала о гимназическихъ учителяхъ, о подругахъ, о маленькихъ приключеніяхъ, какія съ нею случались. Повидимому, она была центромъ міра. Всѣ влюблялись въ нее. Учитель географіи подстерегалъ ее на перекресткѣ, а ему было пятьдесятъ лѣтъ. Весь классъ убѣдился, что онъ влюбленъ въ нее, когда сталъ вызывать ее чуть не каждый день. Законоучитель любилъ спрашивать ее о грѣхопаденіи. Инспекторъ вызвалъ ее къ себѣ, чтобы пожурить за шалость. И, такой смѣшной, сталъ передъ нею на колѣни и поцѣловалъ ея платье. Терпѣть не могла только начальница, потому что у ней были счеты съ родителями. А родители Любови Карловны были богатые люди и вели земельную тяжбу съ начальницей Но они проиграли и отъ огорченія умерли, а начальницѣ стало совѣстно. Она призвала къ себѣ молодую дѣвушку, положила передъ нею большую золотую медаль и сказала, залившись слезами: «я виновата передъ вами, вы должны получить медаль, и я первая за васъ». У самыхъ черствыхъ людей пробуждается совѣсть.
Конкурсъ памятниковъ Лермонтову.
Первая премія — авторы Л. А. Дитрихъ и Е. Б. Козловъ