ЛО
Н
Ъ
1914 ГОДА
.
Но тотчасъ большой и вкусный соблазнъ зашепталъ ему вкрадчиво и заманчиво, и рука, дрожа, протянулась къ полубутылкѣ коньяку съ синей этикеткой.
— Я прибавлю только нѣсколько капель въ воду, — нетерпѣливо разсуждалъ Диковъ, — для вкусу... И по
лезно это. Сырая вода вредна...
Пріятный запахъ коньяку остро защекоталъ обоняніе, и рука опять вздрогнула, и вмѣсто капли въ стаканъ пролилась довольно щедрая струя.
И залпомъ выпилъ стаканъ съ вкусной влагой Диковъ и, чувствуя, какъ все горитъ у него отъ наслажденія, любовно поставилъ полубутылку на мѣсто.
Больше пить онъ не будетъ... Посидитъ немного, посторожитъ, не проснется-ли Троша... Вѣдь бѣдная Маруся такъ устала за день...
Свѣтлѣло утро, и голову клонило, а во рту горѣло жадное желаніе, и рука нѣсколько разъ протягивалась къ коньяку. Но совѣсть начинала колоть, рука отдергивалась, но снова во рту рождалось такое остро-сильное, неустранимое, сладкое желаніе, что совѣсть замирала, уколы ея дѣлались нечувствительными, и горячимъ глоткомъ глотнулъ прямо изъ горлышка Диковъ соблазнявшаго его напитка...
Послѣдній глотокъ... Больше не будетъ. — Клянусь Трошей!..
А въ головѣ игралъ уже веселый беззаботный хмель, и жизнь розовѣла, и казались легко разрѣшимыми всѣ тяготы ея и бремя... Завтра онъ достанетъ денегъ... Завтра онъ купитъ много коньяку для Троши.
Солнце уже играло въ комнатѣ, и зайчики бѣгали около волшебной полубутылки.
VI.
Марусю кто-то сбросилъ съ постели. Подъ утро пришли
опять почему-то кошмары и, падая въ рѣку, Маруся открыла глаза...
За столомъ, склонивши голову и раскачиваясь всѣмъ тѣломъ, сидѣлъ Диковъ. Предъ нимъ стояла пустая полубутылка коньяку. Лицо у мужа было
красное и возбужденное. Онъ что-то невнятно бормоталъ... Бѣлою тѣнью встала предъ нимъ Маруся.
Безмолвная, вся — страданіе и мука, она смотрѣла безмолвно въ пьяные глаза мужа, и словъ не было у нея на языкѣ и не могла она понять всего того ужаса, который такъ издѣваясь надъ ней, выросталъ предъ глазами въ чудовищныхъ формахъ.
Она прошептала только одно слово: — Троша...
И медленно опускаясь на землю въ обморокѣ, въ послѣдній просвѣтъ сознанія видѣла она только пьяные глаза улыбавшагося безсмысленно мужа...
Ник. Ашешовъ.
Дальняя, бѣлая.
Вотъ дальняя, бѣлая любитъ меня,
Я жду. Я жду. Вотъ крики изъ мрака, какъ пляска огня:
— Приду! Приду!
Лишь льдяными станутъ видѣнья твои, Явлюсь. Явлюсь.
Ахъ, кто-ты, далекое чудо любви? Страшусь. Страшусь.
Иванъ Рукавишниковъ.
,, У пристаниˮ.
П. Моршанъ.
„Ландшафтъˮ
Ш. Бовэрье.
„У источникаˮ.
К. Ленуаръ.
„Портретъˮ.Г. Манэ.
„Нимфыˮ.
Ж. Лефевръ.
„Портретъˮ. Л. Пуцарге.
Н
Ъ
1914 ГОДА
.
Но тотчасъ большой и вкусный соблазнъ зашепталъ ему вкрадчиво и заманчиво, и рука, дрожа, протянулась къ полубутылкѣ коньяку съ синей этикеткой.
— Я прибавлю только нѣсколько капель въ воду, — нетерпѣливо разсуждалъ Диковъ, — для вкусу... И по
лезно это. Сырая вода вредна...
Пріятный запахъ коньяку остро защекоталъ обоняніе, и рука опять вздрогнула, и вмѣсто капли въ стаканъ пролилась довольно щедрая струя.
И залпомъ выпилъ стаканъ съ вкусной влагой Диковъ и, чувствуя, какъ все горитъ у него отъ наслажденія, любовно поставилъ полубутылку на мѣсто.
Больше пить онъ не будетъ... Посидитъ немного, посторожитъ, не проснется-ли Троша... Вѣдь бѣдная Маруся такъ устала за день...
Свѣтлѣло утро, и голову клонило, а во рту горѣло жадное желаніе, и рука нѣсколько разъ протягивалась къ коньяку. Но совѣсть начинала колоть, рука отдергивалась, но снова во рту рождалось такое остро-сильное, неустранимое, сладкое желаніе, что совѣсть замирала, уколы ея дѣлались нечувствительными, и горячимъ глоткомъ глотнулъ прямо изъ горлышка Диковъ соблазнявшаго его напитка...
Послѣдній глотокъ... Больше не будетъ. — Клянусь Трошей!..
А въ головѣ игралъ уже веселый беззаботный хмель, и жизнь розовѣла, и казались легко разрѣшимыми всѣ тяготы ея и бремя... Завтра онъ достанетъ денегъ... Завтра онъ купитъ много коньяку для Троши.
Солнце уже играло въ комнатѣ, и зайчики бѣгали около волшебной полубутылки.
VI.
Марусю кто-то сбросилъ съ постели. Подъ утро пришли
опять почему-то кошмары и, падая въ рѣку, Маруся открыла глаза...
За столомъ, склонивши голову и раскачиваясь всѣмъ тѣломъ, сидѣлъ Диковъ. Предъ нимъ стояла пустая полубутылка коньяку. Лицо у мужа было
красное и возбужденное. Онъ что-то невнятно бормоталъ... Бѣлою тѣнью встала предъ нимъ Маруся.
Безмолвная, вся — страданіе и мука, она смотрѣла безмолвно въ пьяные глаза мужа, и словъ не было у нея на языкѣ и не могла она понять всего того ужаса, который такъ издѣваясь надъ ней, выросталъ предъ глазами въ чудовищныхъ формахъ.
Она прошептала только одно слово: — Троша...
И медленно опускаясь на землю въ обморокѣ, въ послѣдній просвѣтъ сознанія видѣла она только пьяные глаза улыбавшагося безсмысленно мужа...
Ник. Ашешовъ.
Дальняя, бѣлая.
Вотъ дальняя, бѣлая любитъ меня,
Я жду. Я жду. Вотъ крики изъ мрака, какъ пляска огня:
— Приду! Приду!
Лишь льдяными станутъ видѣнья твои, Явлюсь. Явлюсь.
Ахъ, кто-ты, далекое чудо любви? Страшусь. Страшусь.
Иванъ Рукавишниковъ.
,, У пристаниˮ.
П. Моршанъ.
„Ландшафтъˮ
Ш. Бовэрье.
„У источникаˮ.
К. Ленуаръ.
„Портретъˮ.Г. Манэ.
„Нимфыˮ.
Ж. Лефевръ.
„Портретъˮ. Л. Пуцарге.