Встрѣча была для насъ обоихъ большимъ праздникомъ, который мы и отпраздновали должнымъ образомъ. Еже
дневно мы видѣлись и частенько бесѣдовали по разнымъ вопросамъ, въ числѣ которыхъ Кавказъ и его порядки за
нимали въ нашихъ бесѣдахъ одно изь видныхъ мѣстъ. За время совмѣстной жизни въ одномъ городѣ наши пріятельскія отношенія перешли въ дружбу въ полномъ смыслѣ этого слова. Но къ великому общему нашему огорченію,
чрезъ два года по пріѣздѣ товарища, пришлось намъ снова разстаться, такъ какъ его перевели въ совершенно проти
воположную сторону Кавказа отъ того мѣста, гдѣ мы вмѣстѣ служили. Не видѣлъ я Попова около двѣнадцати
лѣтъ; получилъ отъ него лишь нѣсколько писемъ, да и тѣ были такъ коротки, что по нимъ нельзя было судить—произошли ли какія-нибудь перемѣны въ міровоззрѣніи друга.
Наконецъ въ 1899 году и мнѣ пришлось перекочевать въ тѣ же палестины, гдѣ жилъ пріятель. Нечего и говорить, что я, при первой возможности, отправился къ нему. Онъ былъ необыкновенно радъ свиданію и всѣмъ, чѣмъ толь
ко могъ, старался оказать свое вниманіе, но въ его отношеніяхъ не было замѣтпо той искренности и сердечности, какія существовавали ранѣе, что меня нѣсколько уди
вило. Еще болѣе удивило меня то обстоятельство, что не проходило ни одной бесѣды, чтобы мой пріятель не заводилъ рѣчи о положеніи армянъ въ Россіи и Турціи, о судьбѣ своего народа и т. п. Положительно же поразило меня неожиданное превращеніе моего иріятеля изъ Влад. Влад. Попова, какъ ранѣе всѣ его называли, въ Вартана
Вартановича Поповянца, о чемъ, между прочимъ, свидѣтельствовала и визитная карточка, прибитая на двери его
квартиры. Въ одно изъ свиданій, когда наша бесѣда носила болѣе сердечный характеръ, чѣмъ когда-либо ранѣе, я не замедлнлъ высказать моему пріятелю о тѣхъ рѣзкихъ neремѣнахъ, которыя удалось подмѣтить въ немъ. И вотъ что. приблизительно, услышалъ я въ отвѣтъ на мое замѣчаніе.
„За наше продолжительное близкое знакомство,—сказалъ мой пріятель, -вы успѣли обстоятельно изучить меня, а изъ нашихъ частыхъ и откровенныхъ бесѣдъ основательно познакомились съ моимъ міросозерцаніемъ. Какъ извѣстно, предметомъ нашихъ бесѣдъ служили Есегда вопросы, ка
дневно мы видѣлись и частенько бесѣдовали по разнымъ вопросамъ, въ числѣ которыхъ Кавказъ и его порядки за
нимали въ нашихъ бесѣдахъ одно изь видныхъ мѣстъ. За время совмѣстной жизни въ одномъ городѣ наши пріятельскія отношенія перешли въ дружбу въ полномъ смыслѣ этого слова. Но къ великому общему нашему огорченію,
чрезъ два года по пріѣздѣ товарища, пришлось намъ снова разстаться, такъ какъ его перевели въ совершенно проти
воположную сторону Кавказа отъ того мѣста, гдѣ мы вмѣстѣ служили. Не видѣлъ я Попова около двѣнадцати
лѣтъ; получилъ отъ него лишь нѣсколько писемъ, да и тѣ были такъ коротки, что по нимъ нельзя было судить—произошли ли какія-нибудь перемѣны въ міровоззрѣніи друга.
Наконецъ въ 1899 году и мнѣ пришлось перекочевать въ тѣ же палестины, гдѣ жилъ пріятель. Нечего и говорить, что я, при первой возможности, отправился къ нему. Онъ былъ необыкновенно радъ свиданію и всѣмъ, чѣмъ толь
ко могъ, старался оказать свое вниманіе, но въ его отношеніяхъ не было замѣтпо той искренности и сердечности, какія существовавали ранѣе, что меня нѣсколько уди
вило. Еще болѣе удивило меня то обстоятельство, что не проходило ни одной бесѣды, чтобы мой пріятель не заводилъ рѣчи о положеніи армянъ въ Россіи и Турціи, о судьбѣ своего народа и т. п. Положительно же поразило меня неожиданное превращеніе моего иріятеля изъ Влад. Влад. Попова, какъ ранѣе всѣ его называли, въ Вартана
Вартановича Поповянца, о чемъ, между прочимъ, свидѣтельствовала и визитная карточка, прибитая на двери его
квартиры. Въ одно изъ свиданій, когда наша бесѣда носила болѣе сердечный характеръ, чѣмъ когда-либо ранѣе, я не замедлнлъ высказать моему пріятелю о тѣхъ рѣзкихъ neремѣнахъ, которыя удалось подмѣтить въ немъ. И вотъ что. приблизительно, услышалъ я въ отвѣтъ на мое замѣчаніе.
„За наше продолжительное близкое знакомство,—сказалъ мой пріятель, -вы успѣли обстоятельно изучить меня, а изъ нашихъ частыхъ и откровенныхъ бесѣдъ основательно познакомились съ моимъ міросозерцаніемъ. Какъ извѣстно, предметомъ нашихъ бесѣдъ служили Есегда вопросы, ка