дою, въ которой плавало нѣсколько тощихъ луковицъ. Открывъ крышку и увидѣвъ, какая скудная пища готовилась на обѣдъ княгинямъ, Шамиль разразился гнѣвомъ, потребовалъ къ себѣ Зейдатъ, сдѣлалъ ей строгій выговоръ за скупость и ушелъ весьма разсерженный, а черезъ полчаса прислалъ со второю сво
ею женою, Шуаннатъ, чаю, масла, рису и всего, что можно было достать на скорую руку. При этомъ Шуаннатъ разсказала, что Шамиль долго укорялъ Зейдату, говоря ей: «Развѣ такъ надо кормить плѣнницъ? Какъ осмѣлилась ты не исполнить мо
ей воли?» и т. п. Милый характеръ Зейдатъ проявлялся во
всѣхъ мелочахъ. Передъ самымъ освобожденіемъ изъ плѣна,
она прислала сказать плѣнницамъ, что если онѣ хотятъ видѣть свои драгоцѣнныя вещи, изъ которыхъ, можетъ-быть, поже
лаютъ что-нибудь выкупить, то могутъ придти въ ея комнату. Обѣ княгини отправились по приглашенію и нашли большое об
щество, чинно сидѣвшее на коврахъ. На коврѣ передъ честной компаніей были разбросаны вещи и серебро—добыча горцевъ, разграбившихъ Цинондалы. Все это было разрознено и перело
мано и составляло только развѣ десятую часть всѣхъ цинон
дальскихъ драгоцѣнностей. Между этими полуразрушенными и грустными свидѣтельствами прежней жизни княгиня Чавчавадзе нашла маленькій и вовсе не цѣнный браслетъ, принадлежавшій ея старшей дочери, Саломе. «Вотъ эта вещица принадлежала моей дочери», сказала княгиня. Тогда сынъ Шамиля Магометъ- Шеффи, съ любезностью добраго мальчика, тотчасъ же схватилъ браслетъ и сказалъ: «Я отнесу его Саломе»; но Зейдатъ съ сердцемъ выхватила эту вещь изъ рукъ Магомета-Шеффи и сдѣ
лала ему строгій выговоръ. Послѣ этого открыли ящикъ съ ве
щами княгини Орбеліани, которыя сохранились гораздо лучше. Княгиня старалась отыскать какую-нибудь вещь, принадлежавшую ея покойному мужу, и дѣйствительно нашла два кольца его; но она имѣла неосторожность обрадоваться своей находкѣ и пото
му лишилась ея: всѣ видѣли, какъ Зейдатъ схватила оба кольца
и спустила ихъ себѣ въ рукавъ. Передъ своимъ отъѣздомъ изъ Ведеия, княгиня отправилась проститься съ женами Шамиля.
«Не забывайте, сказала Зейдатъ, какъ сострадательно съ вами здѣсь поступала, какъ облегчали вашу участь...» По возвра
щеніи плѣнницъ въ свою комнату, къ нимъ собралось множество парода; пришли также и женщины, еще оставляемыя въ плѣну. Княгини начали раздавать имъ все свое тюремное хозяйство: не
нужную одежду, посуду, кострюли и т. п. Узнавъ объ этомъ, Зейдатъ прибѣжала въ комнату и схватила самоваръ.
Мы надѣемся, что наши милыя калужанки отплатятъ Зейдатъ, теперь, въ свою очередь, нашей плѣнницѣ, не тою же монетою.
Совсѣмъ другое явленіе представляетъ третья, нынѣ вто
рая жена Шамиля—Шуаннатъ. Она дочь моздокскаго купцаармянина Улуханова, который былъ весьма богатъ. Въ 1840 го
ду Шамиль, напавъ на Моздокъ, увезъ Улуханова со всѣмъ его семействомъ въ Дарго. Переговоры объ освобожденія тянулись очень долго. Плѣнникъ предлагалъ за себя и-свое семейство большой выкупъ, но напрасно. Шамиль влюбился въ его моло
денькую дочь Анну, названную впослѣдствіи Шуаннатъ, и пи за что не хотѣлъ отпустить ее. Онъ обѣщалъ ей дать свободу всѣмъ ея роднымъ, если только она согласится быть его женой и Шуаннатъ рѣшилась пожертвовать собою для спасенія своихъ
родителей. Но когда наступила минута разлуки, тогда она вполнѣ почувствовала какъ трудно ей было принести эту жертву...Вотъ какъ разсказывала сама Шуаннатъ плѣннымъ княгинямъ свою
исторію. «Три года я находилась при первой, уже умершей женѣ Шамиля. Въ это время меия склоняли къ принятію исламизма, но впрочемъ не приневоливали. Я долго не соглашалась отказаться отъ своей вѣры, но когда увидѣла и ближе узнала Ша
миля, онъ мнѣ понравился и тогда, изъ любви къ нему, я рѣшилась на все...Тѣмъ болѣе, что ее принявъ исламизма, я не могла бы сдѣлаться женою человѣка, къ которому уже была привязана всею душою. Теперь мнѣ хорошо». Шуаннатъ не совсѣмъ еще забыла русскій языкъ и говорила на немъ съ наши
ми плѣнными княгинями, когда не желала, чтобы въ разговорѣ принимала участіе переводчица. Шуаннатъ около сорока лѣтъ. По словамъ книгинь, бывшихъ въ плѣну у Шамиля, она высока, бѣла, полна, очень свѣжа, съ выраженіемъ добрымъ и располагающимъ. И это впечатлѣніе не обманчиво. Шуаннатъ пред
ставляетъ личность въ высшей степени замѣчательную по своему характеру, олицетвореніе любви и доброты. Она безъ памяти любитъ своего мужа-Шамиля, принимаетъ живое участіе во всѣхъ его дѣлахъ, вѣритъ въ его непогрѣшимость и уважаетъ какъ свой идеалъ. Такая привязанность конечно не можетъ оставаться безотвѣтною, и имамъ, въ свою очередь, любитъ Шуаннатъ не
сравненно болѣе и нѣжнѣе, чѣмъ Зейдатъ. Кроткій и любящій характеръ Шуаннатъ имѣлъ, какъ говорятъ, самое благодѣтельное вліяніе не только на самого имама, но даже на весь окру
жающій его міръ. По-крайней-мѣрѣ, знакомые съ домашнимъ бытомъ горцевъ находили большую разницу между нравами приближенныхъ Шамиля, въ послѣднее время его пребы
ванія на Кавказѣ, я тѣми типическими чертами, которыми отли
чалось семейство имама лѣтъ 15 или 20 тому назадъ. Но этого мало: Шуаннатъ привязываетъ къ себѣ всѣхъ, кто только ее знаетъ. Въ бытность княгинь Чавчавадзе и Орбельяяи въ плѣну у Шамиля, она представляла настоящую благодѣтельную фею,
которая спасала несчастныхъ плѣнницъ отъ нападеній Зейдатьі и покровительствовала имъ во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ: заболѣвалъ ли кто-нибудь изъ плѣнныхъ, Шуаниатъ пер
вая посылала горскаго лекаря-самоучку или туземную знахарку; нуждался ли кто въ чемъ и она первая являлась на помощь. Во все время пребыванія плѣнныхъ въ Во дени, Шуаннатъ была посредницею между ними и своимъ мужемъ и выхлапатывала у него различныя для нихъ облегченія. Она такъ искренно со
чувствовала участи плѣнницъ и принимала въ нихъ такое живое
участіе, что даже навлекла на себя негодованіе Зейдатъ и всего сераля имама. Вотъ что разсказываетъ ио этому случаю г. Вердеревскій въ своемъ описаніи Плѣна у Шамиля. Однажды, когда Шуаниатъ была у княгинь, вдругъ влетаетъ въ комнату Хаджи-Ребиль (воспитательница дѣтей Шамиля) и, какъ фурія, бросается съ укоризнами на жену имама. Плѣнницы не пони
маютъ ихъ разговора, но видятъ, что Шуаннатъ страшно измѣ
нилась въ лицѣ и, въ смущеніи, ничего не отвѣчаетъ. На шумъ прибѣжала Аминнатъ и тоже остановилась въ остолбенѣніи. Ярость
Хаджи-Ребиль дошла до того, что она даже позволила себѣ толкнуть супругу своего повелителя. Тогда Шуаннатъ вдругъ залилась слезами и, обратясь къ княгинѣ, сказала ей по-русски:
«Вотъ до чего дожила я! Она упрекаетъ мепя самой большой жертвой, какую только я могла принести Шамилю изъ любви къ нему: перемѣной моей религіи!...Она говоритъ, что я вамъ по
кровительствую оттого, что сама была христіанкой, и что теперь
я первая измѣнница Шамилю!...» Послѣ этой сцены Шуаннатъ стала рѣже ходить къ княгинямъ, но не прекратила своихъ за
ботъ и попеченій о бѣдныхъ плѣнницахъ, и иногда посѣщала ихъ ночью, когда всѣ въ сералѣ уже спали. Характеръ и понятія Шуаннатъ особенно рельэфно очерчиваются еще въ слѣ
дующей сценѣ, описанной г. Вердеревскимъ. Когда, однажды, Шамиль отправился въ экспедицію противъ русскихъ, то, проводивъ мужа, она съ грустью сказала нашимъ русскимъ плѣн
ницамъ: «Не понимаю чего ищутъ люди! Зачѣмъ они воюютъ, когда могли бы жить мирно и счастливо въ своими семейства
ми». Когда плѣнницы получили освобожденіе и начали собираться
ею женою, Шуаннатъ, чаю, масла, рису и всего, что можно было достать на скорую руку. При этомъ Шуаннатъ разсказала, что Шамиль долго укорялъ Зейдату, говоря ей: «Развѣ такъ надо кормить плѣнницъ? Какъ осмѣлилась ты не исполнить мо
ей воли?» и т. п. Милый характеръ Зейдатъ проявлялся во
всѣхъ мелочахъ. Передъ самымъ освобожденіемъ изъ плѣна,
она прислала сказать плѣнницамъ, что если онѣ хотятъ видѣть свои драгоцѣнныя вещи, изъ которыхъ, можетъ-быть, поже
лаютъ что-нибудь выкупить, то могутъ придти въ ея комнату. Обѣ княгини отправились по приглашенію и нашли большое об
щество, чинно сидѣвшее на коврахъ. На коврѣ передъ честной компаніей были разбросаны вещи и серебро—добыча горцевъ, разграбившихъ Цинондалы. Все это было разрознено и перело
мано и составляло только развѣ десятую часть всѣхъ цинон
дальскихъ драгоцѣнностей. Между этими полуразрушенными и грустными свидѣтельствами прежней жизни княгиня Чавчавадзе нашла маленькій и вовсе не цѣнный браслетъ, принадлежавшій ея старшей дочери, Саломе. «Вотъ эта вещица принадлежала моей дочери», сказала княгиня. Тогда сынъ Шамиля Магометъ- Шеффи, съ любезностью добраго мальчика, тотчасъ же схватилъ браслетъ и сказалъ: «Я отнесу его Саломе»; но Зейдатъ съ сердцемъ выхватила эту вещь изъ рукъ Магомета-Шеффи и сдѣ
лала ему строгій выговоръ. Послѣ этого открыли ящикъ съ ве
щами княгини Орбеліани, которыя сохранились гораздо лучше. Княгиня старалась отыскать какую-нибудь вещь, принадлежавшую ея покойному мужу, и дѣйствительно нашла два кольца его; но она имѣла неосторожность обрадоваться своей находкѣ и пото
му лишилась ея: всѣ видѣли, какъ Зейдатъ схватила оба кольца
и спустила ихъ себѣ въ рукавъ. Передъ своимъ отъѣздомъ изъ Ведеия, княгиня отправилась проститься съ женами Шамиля.
«Не забывайте, сказала Зейдатъ, какъ сострадательно съ вами здѣсь поступала, какъ облегчали вашу участь...» По возвра
щеніи плѣнницъ въ свою комнату, къ нимъ собралось множество парода; пришли также и женщины, еще оставляемыя въ плѣну. Княгини начали раздавать имъ все свое тюремное хозяйство: не
нужную одежду, посуду, кострюли и т. п. Узнавъ объ этомъ, Зейдатъ прибѣжала въ комнату и схватила самоваръ.
Мы надѣемся, что наши милыя калужанки отплатятъ Зейдатъ, теперь, въ свою очередь, нашей плѣнницѣ, не тою же монетою.
Совсѣмъ другое явленіе представляетъ третья, нынѣ вто
рая жена Шамиля—Шуаннатъ. Она дочь моздокскаго купцаармянина Улуханова, который былъ весьма богатъ. Въ 1840 го
ду Шамиль, напавъ на Моздокъ, увезъ Улуханова со всѣмъ его семействомъ въ Дарго. Переговоры объ освобожденія тянулись очень долго. Плѣнникъ предлагалъ за себя и-свое семейство большой выкупъ, но напрасно. Шамиль влюбился въ его моло
денькую дочь Анну, названную впослѣдствіи Шуаннатъ, и пи за что не хотѣлъ отпустить ее. Онъ обѣщалъ ей дать свободу всѣмъ ея роднымъ, если только она согласится быть его женой и Шуаннатъ рѣшилась пожертвовать собою для спасенія своихъ
родителей. Но когда наступила минута разлуки, тогда она вполнѣ почувствовала какъ трудно ей было принести эту жертву...Вотъ какъ разсказывала сама Шуаннатъ плѣннымъ княгинямъ свою
исторію. «Три года я находилась при первой, уже умершей женѣ Шамиля. Въ это время меия склоняли къ принятію исламизма, но впрочемъ не приневоливали. Я долго не соглашалась отказаться отъ своей вѣры, но когда увидѣла и ближе узнала Ша
миля, онъ мнѣ понравился и тогда, изъ любви къ нему, я рѣшилась на все...Тѣмъ болѣе, что ее принявъ исламизма, я не могла бы сдѣлаться женою человѣка, къ которому уже была привязана всею душою. Теперь мнѣ хорошо». Шуаннатъ не совсѣмъ еще забыла русскій языкъ и говорила на немъ съ наши
ми плѣнными княгинями, когда не желала, чтобы въ разговорѣ принимала участіе переводчица. Шуаннатъ около сорока лѣтъ. По словамъ книгинь, бывшихъ въ плѣну у Шамиля, она высока, бѣла, полна, очень свѣжа, съ выраженіемъ добрымъ и располагающимъ. И это впечатлѣніе не обманчиво. Шуаннатъ пред
ставляетъ личность въ высшей степени замѣчательную по своему характеру, олицетвореніе любви и доброты. Она безъ памяти любитъ своего мужа-Шамиля, принимаетъ живое участіе во всѣхъ его дѣлахъ, вѣритъ въ его непогрѣшимость и уважаетъ какъ свой идеалъ. Такая привязанность конечно не можетъ оставаться безотвѣтною, и имамъ, въ свою очередь, любитъ Шуаннатъ не
сравненно болѣе и нѣжнѣе, чѣмъ Зейдатъ. Кроткій и любящій характеръ Шуаннатъ имѣлъ, какъ говорятъ, самое благодѣтельное вліяніе не только на самого имама, но даже на весь окру
жающій его міръ. По-крайней-мѣрѣ, знакомые съ домашнимъ бытомъ горцевъ находили большую разницу между нравами приближенныхъ Шамиля, въ послѣднее время его пребы
ванія на Кавказѣ, я тѣми типическими чертами, которыми отли
чалось семейство имама лѣтъ 15 или 20 тому назадъ. Но этого мало: Шуаннатъ привязываетъ къ себѣ всѣхъ, кто только ее знаетъ. Въ бытность княгинь Чавчавадзе и Орбельяяи въ плѣну у Шамиля, она представляла настоящую благодѣтельную фею,
которая спасала несчастныхъ плѣнницъ отъ нападеній Зейдатьі и покровительствовала имъ во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ: заболѣвалъ ли кто-нибудь изъ плѣнныхъ, Шуаниатъ пер
вая посылала горскаго лекаря-самоучку или туземную знахарку; нуждался ли кто въ чемъ и она первая являлась на помощь. Во все время пребыванія плѣнныхъ въ Во дени, Шуаннатъ была посредницею между ними и своимъ мужемъ и выхлапатывала у него различныя для нихъ облегченія. Она такъ искренно со
чувствовала участи плѣнницъ и принимала въ нихъ такое живое
участіе, что даже навлекла на себя негодованіе Зейдатъ и всего сераля имама. Вотъ что разсказываетъ ио этому случаю г. Вердеревскій въ своемъ описаніи Плѣна у Шамиля. Однажды, когда Шуаниатъ была у княгинь, вдругъ влетаетъ въ комнату Хаджи-Ребиль (воспитательница дѣтей Шамиля) и, какъ фурія, бросается съ укоризнами на жену имама. Плѣнницы не пони
маютъ ихъ разговора, но видятъ, что Шуаннатъ страшно измѣ
нилась въ лицѣ и, въ смущеніи, ничего не отвѣчаетъ. На шумъ прибѣжала Аминнатъ и тоже остановилась въ остолбенѣніи. Ярость
Хаджи-Ребиль дошла до того, что она даже позволила себѣ толкнуть супругу своего повелителя. Тогда Шуаннатъ вдругъ залилась слезами и, обратясь къ княгинѣ, сказала ей по-русски:
«Вотъ до чего дожила я! Она упрекаетъ мепя самой большой жертвой, какую только я могла принести Шамилю изъ любви къ нему: перемѣной моей религіи!...Она говоритъ, что я вамъ по
кровительствую оттого, что сама была христіанкой, и что теперь
я первая измѣнница Шамилю!...» Послѣ этой сцены Шуаннатъ стала рѣже ходить къ княгинямъ, но не прекратила своихъ за
ботъ и попеченій о бѣдныхъ плѣнницахъ, и иногда посѣщала ихъ ночью, когда всѣ въ сералѣ уже спали. Характеръ и понятія Шуаннатъ особенно рельэфно очерчиваются еще въ слѣ
дующей сценѣ, описанной г. Вердеревскимъ. Когда, однажды, Шамиль отправился въ экспедицію противъ русскихъ, то, проводивъ мужа, она съ грустью сказала нашимъ русскимъ плѣн
ницамъ: «Не понимаю чего ищутъ люди! Зачѣмъ они воюютъ, когда могли бы жить мирно и счастливо въ своими семейства
ми». Когда плѣнницы получили освобожденіе и начали собираться