въ дорогу, то Шуаннатъ съ тоскою говорила имъ: «Вотъ вы и уѣдете, забудете о насъ! Тамъ у себя вы будуте жить по прежнему. Но мы...мы полюбили васъ...» Когда же наконецъ на
ступила минута разлуки, то Шуаннатъ могла только проговорить: «Не забудьтй меня!» и залилась слезами.
Мы надѣемся, что наши милыя калужанки отплатятъ Шуаннатъ, теперь, въ свою очередь, нашей плѣнницѣ, тою же монетою.
Замѣтимъ здѣсь кстати, что такія личности, какъ Шуаннатъ, сдѣлали бы честь и не дагестанскому аулу, и не толпѣ дикихъ сыновъ природы. Къ сожалѣнію, должно сознаться, что даже у насъ, въ столицѣ, во второй половинѣ XIX столѣтія, не всѣ по
ходятъ на Шуаннатъ. Въ прошедшемъ году, когда пріѣзжалъ въ Петербургъ Шамиль, гдѣ-то и кѣмъ-то было высказано, что напрасно оказываютъ плѣннику такое радушіе и не мѣшало бы зарядишь имъ пушку и выстрѣлишь. Мы съ намѣреніемъ сказали гдѣ-то и кѣмъ-то, потому-что не хотимъ приводить на память нашимъ читателямъ ни имени автора, ни названія изданія, въ которомъ была высказана такая глубокомысленная тен
денція. Она слишкомъ оскорбительна для чести русскихъ и для современныхъ понятій, выработанныхъ цивилизаціею. Такіе прин
ципы могутъ зародиться въ головѣ крайне-обиженной природой и принадлежащей какому-нибудь негодяю и нравственному недоноску.
Извѣстно, что на пути отъ Гуниба въ С.-Петербургъ Шамиль остановился въ Моздокѣ, въ домѣ Улухановыхъ, род
ственниковъ Шуаннатъ, гдѣ останавливалась потомъ и Шуаннатъ, которую они, какъ говорятъ, пользуясь отсутствіемъ имама, сильно принуждали снова окреститься, ио любящая Шуаннатъ осталась вѣрна Шамилю. Впрочемъ нашъ плѣнникъ, какъ кажет
ся, и ожидалъ нападеній съ этой стороны, по-крайней-мѣрѣ, вотъ что сообщаетъ г. Руновскій въ приведенной нами статьѣ его о Шамилѣ:
«Разъ какъ-то вечеромъ Шамиль высказалъ свои опасенія насчетъ предстоящей теперь возможности возвращенія Шуан
натъ въ лоно христіанства, съ чѣмъ вмѣстѣ для него была бы сопряжена разлука съ нею навсегда.
— А что, еслибъ въ самомъ дѣлѣ она сдѣлалась христіанкой «спросили у него:» возьмете ли вы ее къ себѣ, какъ жену? — Возьму, быстро отвѣчалъ Шамиль.
— А она пойдетъ ли тогда къ вамъ своею охотою?
Шамиль задумался и какъ-будто смутился. Но это продолжалось недолго.
— Пойдетъ, сказалъ онъ твердымъ голосомъ. Шамиль знаетъ Шуаннатъ.
(Окончаніе впредь.)
(Продолженіе). (**)
Разнородное населеніе Марокко соединено въ одно цѣлое политическою и религіозною властью, которая въ полномъ смыслѣ слова неограниченна. Въ этомъ отношеніи марокканскій импера
торъ превосходитъ и турецкаго султана, и владыку Китая. Это могущество зависитъ именно отъ соединенія въ одномъ лицѣ
(*) Извлечено изъ Revue des deux mondes, 1859, T. XXIV, 15 décembre, p. 930—964.
(**) См. Рус. Худ. Листокъ 1860 г., JYs 7.
и свѣтской, и духовной власти, а мароккааскіе султаны еще болѣе усилили ея вліяніе, объявивъ себя главою малекитовъ, послѣдователей одного изъ четырехъ толковъ магометанской вѣ
ры, наиболѣе распространеннаго въ Африкѣ. Ко всему этому, нынѣ царствующая династія ведетъ свое начало отъ любимой дочери Магомета—Фатимы, вслѣдствіе чего пользуется тѣмъ осо
беннымъ уваженіемъ, которое оказываютъ мусульмане самымъ отдаленнымъ потомкамъ своего пророка, и теперешній султанъ считаетъ себя въ родствѣ съ Фатимою въ тридцать-седьмомъ колѣнѣ. Противъ этого достоинства не можетъ устоять никакая непокорность и строптивость, и подать, въ которой, быть-можетъ, отказалъ бы монарху гордый варваріецъ или арабъ, считается, ни болѣе, ни менѣе, какъ благочестивымъ приношеніемъ запад
ному калифу, намѣстнику аллаха въ Магребѣ. Духовное воинство малекитовъ раздѣляется на четыре религіозные ордена или брат
ства. Въ Марокко находится три такихъ ордена, изъ которыхъ самый главный, Мулэй-Тайеба, основанъ самими шерифами и со
стоитъ изъ безчисленнаго множества братій, въ числѣ которыхъ считается-и царствующій императоръ.
Послѣ военной силы и религіи, полигамія представляетъ третьяго двигателя марокканскаго правительства. Если въ Европѣ говорятъ о гаремѣ въ семьсотъ или восемьсотъ женщинъ, то во
ображеніе невольно рисуетъ эпизоды изъ восточныхъ сказокъ или библейскихъ легендъ, ивъ тоже время никакъ не можетъ допустить подобнаго цинизма въ наше время; между-тѣмъ онъ дѣйствительно существуетъ въ Марокко; но забота о пополненіи гарема монарха не предоставлена случаю и произволу; напротивъ,
при этомъ мы замѣчаемъ политическіе разсчеты. Если, напримѣръ, какая-нибудь пользующаяся вліяніемъ фамилія оказывается непокорною и, по соображеніямъ императора, несвоевременно употребить, для смиренія ея, силу оружія, то онъ объявляетъ желаніе вступить въ бракъ съ одною изъ дочерей главы этого се
мейства, подкрѣпляя свое искательство богатыми подарками, и тщеславіе и корысть обезоруживаютъ всякую строптивость. Если жена султана изъ такой фамиліи родитъ ему сына, то законный разводъ возвращаетъ ее къ родителямъ, къ которымъ она при
водитъ съ собою и маленькаго шерифа, наслѣдника престола. Этою системою императоръ пріобрѣтаетъ себѣ новыхъ привер
женцевъ, которые надѣются современемъ видѣть своего род
ственника на верхней ступени земнаго благополучія. Этою же системою объясняется то несмѣтное число супругъ, наложницъ, сыновей, племянниковъ и двоюродныхъ братьевъ, принадлежа
щихъ къ императорской фамиліи и своими интригами и происками наполняющихъ лѣтописи марокканскаго двора. Цѣлыя провинцій населены такими царскими родственниками, которые пользуются полнымъ правомъ наслаждаться праздностью и нищетой; по ува
женіе къ верховной власти такъ велико, что эти праздные принцы царской крови безропотно содержатся народомъ.
Марокканскіе государи, для поддержанія своего авторитета, не пренебрегаютъ однако и финансами; ііапротивъ-того, поль
зуются всѣми средствами для усиленія этого могучаго двигателя и варваровъ, и образованныхъ. Кромѣ различныхъ окладныхъ сборовъ, марокканское правительство не пренебрегаетъ никакими налогами, конфискаціями, пожертвованіями, уменьшеніемъ дѣйствительной стоимости монеты и другими болѣе или менѣе явными продѣлками для увеличенія средствъ казны. До какой циф
ры простираются ея богатства конечно въ-точности неизвѣстно, но должно полагать, что они не ничтожны, потому-что, полу
чая довольно значительные доходы, правительство удивительно ловко умѣло организовать администрацію на ея собствеиный счетъ; кромѣ-того, казна не предпринимаетъ никакихъ публичныхъ ра
ботъ: дороги, мосты, порты и другія сооруженія не стоютъея ровно ничего. По приблизительному разсчету, ежегодный доходъ
ступила минута разлуки, то Шуаннатъ могла только проговорить: «Не забудьтй меня!» и залилась слезами.
Мы надѣемся, что наши милыя калужанки отплатятъ Шуаннатъ, теперь, въ свою очередь, нашей плѣнницѣ, тою же монетою.
Замѣтимъ здѣсь кстати, что такія личности, какъ Шуаннатъ, сдѣлали бы честь и не дагестанскому аулу, и не толпѣ дикихъ сыновъ природы. Къ сожалѣнію, должно сознаться, что даже у насъ, въ столицѣ, во второй половинѣ XIX столѣтія, не всѣ по
ходятъ на Шуаннатъ. Въ прошедшемъ году, когда пріѣзжалъ въ Петербургъ Шамиль, гдѣ-то и кѣмъ-то было высказано, что напрасно оказываютъ плѣннику такое радушіе и не мѣшало бы зарядишь имъ пушку и выстрѣлишь. Мы съ намѣреніемъ сказали гдѣ-то и кѣмъ-то, потому-что не хотимъ приводить на память нашимъ читателямъ ни имени автора, ни названія изданія, въ которомъ была высказана такая глубокомысленная тен
денція. Она слишкомъ оскорбительна для чести русскихъ и для современныхъ понятій, выработанныхъ цивилизаціею. Такіе прин
ципы могутъ зародиться въ головѣ крайне-обиженной природой и принадлежащей какому-нибудь негодяю и нравственному недоноску.
Извѣстно, что на пути отъ Гуниба въ С.-Петербургъ Шамиль остановился въ Моздокѣ, въ домѣ Улухановыхъ, род
ственниковъ Шуаннатъ, гдѣ останавливалась потомъ и Шуаннатъ, которую они, какъ говорятъ, пользуясь отсутствіемъ имама, сильно принуждали снова окреститься, ио любящая Шуаннатъ осталась вѣрна Шамилю. Впрочемъ нашъ плѣнникъ, какъ кажет
ся, и ожидалъ нападеній съ этой стороны, по-крайней-мѣрѣ, вотъ что сообщаетъ г. Руновскій въ приведенной нами статьѣ его о Шамилѣ:
«Разъ какъ-то вечеромъ Шамиль высказалъ свои опасенія насчетъ предстоящей теперь возможности возвращенія Шуан
натъ въ лоно христіанства, съ чѣмъ вмѣстѣ для него была бы сопряжена разлука съ нею навсегда.
— А что, еслибъ въ самомъ дѣлѣ она сдѣлалась христіанкой «спросили у него:» возьмете ли вы ее къ себѣ, какъ жену? — Возьму, быстро отвѣчалъ Шамиль.
— А она пойдетъ ли тогда къ вамъ своею охотою?
Шамиль задумался и какъ-будто смутился. Но это продолжалось недолго.
— Пойдетъ, сказалъ онъ твердымъ голосомъ. Шамиль знаетъ Шуаннатъ.
(Окончаніе впредь.)
(Продолженіе). (**)
Разнородное населеніе Марокко соединено въ одно цѣлое политическою и религіозною властью, которая въ полномъ смыслѣ слова неограниченна. Въ этомъ отношеніи марокканскій импера
торъ превосходитъ и турецкаго султана, и владыку Китая. Это могущество зависитъ именно отъ соединенія въ одномъ лицѣ
(*) Извлечено изъ Revue des deux mondes, 1859, T. XXIV, 15 décembre, p. 930—964.
(**) См. Рус. Худ. Листокъ 1860 г., JYs 7.
и свѣтской, и духовной власти, а мароккааскіе султаны еще болѣе усилили ея вліяніе, объявивъ себя главою малекитовъ, послѣдователей одного изъ четырехъ толковъ магометанской вѣ
ры, наиболѣе распространеннаго въ Африкѣ. Ко всему этому, нынѣ царствующая династія ведетъ свое начало отъ любимой дочери Магомета—Фатимы, вслѣдствіе чего пользуется тѣмъ осо
беннымъ уваженіемъ, которое оказываютъ мусульмане самымъ отдаленнымъ потомкамъ своего пророка, и теперешній султанъ считаетъ себя въ родствѣ съ Фатимою въ тридцать-седьмомъ колѣнѣ. Противъ этого достоинства не можетъ устоять никакая непокорность и строптивость, и подать, въ которой, быть-можетъ, отказалъ бы монарху гордый варваріецъ или арабъ, считается, ни болѣе, ни менѣе, какъ благочестивымъ приношеніемъ запад
ному калифу, намѣстнику аллаха въ Магребѣ. Духовное воинство малекитовъ раздѣляется на четыре религіозные ордена или брат
ства. Въ Марокко находится три такихъ ордена, изъ которыхъ самый главный, Мулэй-Тайеба, основанъ самими шерифами и со
стоитъ изъ безчисленнаго множества братій, въ числѣ которыхъ считается-и царствующій императоръ.
Послѣ военной силы и религіи, полигамія представляетъ третьяго двигателя марокканскаго правительства. Если въ Европѣ говорятъ о гаремѣ въ семьсотъ или восемьсотъ женщинъ, то во
ображеніе невольно рисуетъ эпизоды изъ восточныхъ сказокъ или библейскихъ легендъ, ивъ тоже время никакъ не можетъ допустить подобнаго цинизма въ наше время; между-тѣмъ онъ дѣйствительно существуетъ въ Марокко; но забота о пополненіи гарема монарха не предоставлена случаю и произволу; напротивъ,
при этомъ мы замѣчаемъ политическіе разсчеты. Если, напримѣръ, какая-нибудь пользующаяся вліяніемъ фамилія оказывается непокорною и, по соображеніямъ императора, несвоевременно употребить, для смиренія ея, силу оружія, то онъ объявляетъ желаніе вступить въ бракъ съ одною изъ дочерей главы этого се
мейства, подкрѣпляя свое искательство богатыми подарками, и тщеславіе и корысть обезоруживаютъ всякую строптивость. Если жена султана изъ такой фамиліи родитъ ему сына, то законный разводъ возвращаетъ ее къ родителямъ, къ которымъ она при
водитъ съ собою и маленькаго шерифа, наслѣдника престола. Этою системою императоръ пріобрѣтаетъ себѣ новыхъ привер
женцевъ, которые надѣются современемъ видѣть своего род
ственника на верхней ступени земнаго благополучія. Этою же системою объясняется то несмѣтное число супругъ, наложницъ, сыновей, племянниковъ и двоюродныхъ братьевъ, принадлежа
щихъ къ императорской фамиліи и своими интригами и происками наполняющихъ лѣтописи марокканскаго двора. Цѣлыя провинцій населены такими царскими родственниками, которые пользуются полнымъ правомъ наслаждаться праздностью и нищетой; по ува
женіе къ верховной власти такъ велико, что эти праздные принцы царской крови безропотно содержатся народомъ.
Марокканскіе государи, для поддержанія своего авторитета, не пренебрегаютъ однако и финансами; ііапротивъ-того, поль
зуются всѣми средствами для усиленія этого могучаго двигателя и варваровъ, и образованныхъ. Кромѣ различныхъ окладныхъ сборовъ, марокканское правительство не пренебрегаетъ никакими налогами, конфискаціями, пожертвованіями, уменьшеніемъ дѣйствительной стоимости монеты и другими болѣе или менѣе явными продѣлками для увеличенія средствъ казны. До какой циф
ры простираются ея богатства конечно въ-точности неизвѣстно, но должно полагать, что они не ничтожны, потому-что, полу
чая довольно значительные доходы, правительство удивительно ловко умѣло организовать администрацію на ея собствеиный счетъ; кромѣ-того, казна не предпринимаетъ никакихъ публичныхъ ра
ботъ: дороги, мосты, порты и другія сооруженія не стоютъея ровно ничего. По приблизительному разсчету, ежегодный доходъ