РУССКІЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЛИСТОКЪ.

№ 25.

1-го СЕНТЯБРЯ.

1860 ГОДА.
ПО ПОВОДУ

ВЫСТАВКИ ВЪ АКАДЕМІИ ХУДОЖЕСТВЪ.

Русскій Художественный Листокъ, конечно, не можетъ (да и не долженъ по самому назначенію своему) оставаться равнодушнымъ къ такому явленію общественной жизни, какъ выставка въ Академіи Художествъ. Мы ожидали ее, какъ праздника. Мы были увѣрены, что выставка въ нынѣшнемъ году будетъ одна изъ самыхъ замѣча
тельныхъ.—Судьба, какъ нарочно, соединяетъ на этотъ разъ въ одно великое дѣло разрозненную дѣятельность нашихъ молодыхъ
художниковъ. Разбросанные по всѣмъ угламъ Европы, нынѣ всѣ они (за исключеніемъ весьма немногихъ) съѣхались въ Петер
бургъ. И Лагоріо, и Соколовъ, и Худяковъ, и Чернышевъ, и Шарлемань, и Ерассп, и Бейдеманъ, всѣ здѣсь; не знаемъ гдѣ теперь Филипповъ, Сорокины....Надѣемся, по-крайней-мѣрѣ, что Боголюбовъ нзъ Парижа, иТрутовскій изъ Малороссіи сами привезутъ, или, если не къ началу, то къ концу выставки, доставятъ намъ свои произведенія.
Итакъ, мы будемъ имѣть дѣло не съ одними учениками Академіи и профессорами ихъ. Мы станемъ лицемъ къ лицу съ та
кими художниками, которыхъ мы уже вправѣ спросить: чему научила нхъ сама природа, что дала имъ сама жизнь, насколько они ей сочувствовали, откликались ли ей, внесли ли ее въ свои произведенія?...
Да, прошло то время, когда механическіе пріемы искуства, блестящій колоритъ, эффекты и правильные рпсувки повергали насъ въ благоговѣйное изумленіе. Все это мы и теперь готовы принять за достоинства, но на такія достоинства мы уже не
вольно будемъ смотрѣть, какъ иа что-то неизбѣжное, всѣми усвоенное, а стало быть давно уже всѣмъ знакомое. На сколько художники наши привыкли самостоятельно мыслить, какъ глу
боко способны они чувствовать, насколько они современны, вотъ вопросы, которые должны мы рѣшить, посѣщая на этотъ разъ залы нашей Академіи.
Если въ литературѣ русской (которая опередила русскую живопись во многихъ отношеніяхъ) давно уже не раздается по
хвалъ умѣнью владѣть стихомъ, звонкимъ рифмамъ, ловкости выраженій, правильности языка и прочимъ чисто-внѣшнимъ до
стоинствамъ, не пора ли съ новыми требованіями обратиться нашей критикѣ и къ произведеніямъ вашей живописи? Но мы не пишемъ критики. Выставка только-что начинается, мы не можемъ войти въ разсмотрѣніе каждой картивы въ отдѣльности, и удержи
ваемся отъ всякаго суда. Мы знаемъ, много истинно прекраснаго представитъ намъ наша выставка, и, желая познакомить нашихъ читателей съ нѣкоторыми изъ произведеній вашихъ худож
никовъ, переносимъ въ Листокъ вашъ три копіи съ трехъ кар
тинъ того же И. И. Соколова, котораго краткую біографію, въ
нынѣшнемъ году, помѣстили мывъ текстѣ нашего изданія (*). Мы увѣрены, что если эти картивы и не будутъ лучше другихъ, то, по-крайией-мѣрѣ, будутъ одними изъ лучшихъ.
Прежде чѣмъ мы скажемъ отъ себя что-либо о картинахъ
Соколова, мы должны поставить читателей нашихъ на ту точку зрѣнія, съ которой мы смотримъ на современную намъ русскую живопись, дабы никому не показалось страннымъ то предпочтеніе, которое,^ повидимому, мы оказываемъ Соколову.
Какъ въ литературѣ многое множество найдете вы господъ, прекрасно владѣющихъ перомъ, и мало истинныхъ писателей, такъ и въ области живописи можно быть художникомъ, имѣтъ офи
ціально это звавіе, слыть таковымъ въ публикѣ, и ничего ве сдѣлать для искуства. Какъ въ литературѣ нельзя быть писателемъ, не умѣя хорошо писать, такъ-точно нельзя и для иску
ства ничего сдѣлать, не будучи прежде всего художникомъ. Итакъ, чтобъ отличить просто художника, т.-е. человѣка вла
дѣющаго кистью, одареннаго вѣрнымъ глазомѣромъ и знакомаго съ красками, отъ художника съ призваніемъ къ искуству, будемъ послѣдняго называть истиннымъ художникомъ.
Истинный художникъ, служа искуству, служитъ жизни и становится однимъ изъ числа двигателей въ развитіи общественнаго сознанія.
Это что-то мудрено! скажутъ намъ многіе...Это просто какія-то фразы, громкія слова! подтвердятъ другіе...
Эти многіе, эти другіе, конечно, не согласятся съ нами, если мы скажемъ имъ, что искуство есть затѣя праздности, при
хоть людей способныхъ копировать природу; что живопись есть такое дѣло, которое, кромѣ матеріальныхъ выгодъ для гг. художниковъ и кромѣ стѣннаго украшенія въ домахъ людей богатыхъ, не имѣетъ и не можетъ имѣть никакого другаго значенія. Напишй мы эти слова и ужъ конечпо эти многіе посмотрѣли бы на насъ съ негодованіемъ. Итакъ, если живо
пись имѣетъ какое-нибудь значеніе, гдѣ же намъ искать его, какъ не въ жизни.
Попробуйте искуство отдѣлить отъ жизни, и оно сейчасъ же покажется вамъ праздною забавою ; украшеніемъ стѣнъ могутъ быть и обои, и очень посредственныя картины въ бога
тыхъ золоченыхъ рамахъ. Нѣтъ, картины истиннаго художника,
по нашему мнѣнію, во всѣ времена И у всѣхъ народовъ, нмѣлй слѣдующія неотъемлемыя качества.
Во первыхъ , они всегда стояли на высотѣ эстетическаго развитія той страны или того народа, для которыхъ были писаны.
Во-вторыхъ , были выраженіемъ духа своего времени, его любимыхъ преданій, его племенныхъ вѣрованій и той нравственной высоты, на которой стояли общества.
Въ третьихъ, они служили развитію всѣхъ другихъ искуствъ, и поэзіи, и скульптуры, и, конечно, не оставались безъ вліянія иа соображенія геніальнѣйшихъ архитекторовъ.
Въ четвертыхъ, они уясняли взглядъ на человѣка ина природу
Если въ этомъ есть хоть наполовину правды, возможно ли отрицать ту мысль, что живопись точно также служитъ жизни, какъ наука, литература (театръ, журналы и проч. и проч.); а если это такъ, то служить искуству не значитъ ли служить жизни; а чтобъ ей служить, не нужно ли понимать ее сердцемъ, задумы
ваться надъ ней , мыслить. Чего же послѣ этого можемъ мы ждать отъ художника, который внѣ всякой жизни, который ве
(*) См. Р)с. Худ. Листокъ 1860 г. №№ 6 и 7.