итальянскаго пѣвца спросили однажды въ русскомъ театрѣ, чему онъ такъ усердно смѣется, не зная по русски, то опъ отвѣ- і чалъ, что дѣйствительно не понимаетъ ни одного русскаго слова, по повимаетъ Мартынова.
Несмотря на то, что почти двадцать лѣтъ А. Е Мартынову суждено было потѣшать публику въ эфемерныхъ водевильчикахъ, онъ подозрѣвалъ въ своемъ талантѣ трагическую сторону и не разъ пытался показать его публикѣ; но публика при
выкшая видѣть въ немъ только комика, ве хотѣла вѣрить ей. Она рукоплескала своему любимцу, вызывала его; но ни Кашей, ни Гариагоиъ, ни разгульный пареиь Михаёло въ драмѣ г. Потѣхина Чужое добро въ прокъ нейдетъ, ве заставили ее перемѣнить мнѣнія, хотя сцена смерти въ Бащеѣ, сцена потери де
негъ въ Скупомъ, сцева въ драмѣ г. Потѣхина и многія другія исполнены были съ потрясающимъ трагизмомъ. Мало того, многіе нзъ любителей драматическаго искуства и литераторовъ на
чинали охладѣвать къ А. Е. Мартынову; а нѣкоторые говорили
даже, что онъ повторяется, что пошлый репертуаръ, въ которемъ онъ вращался, гибельно подѣйствовалъ ва него, и такъ далѣе...Но эти господа не предчувствовали какъ жестоко они ошибаются. Наконецъ само общественное мнѣніе должно было уступить силѣ таланта. Это произошло 30 января 1859 года, въ день перваго представленія пьесы г. Чернышева: Не въ день
гахъ счастіе. Бъ этой пьесѣ А. Е. Мартыновъ не только до глубины души взволновалъ и потрясъ зрителей своей вдохновенной , гевіальной игрою, ио явился передъ иими совершенно но
вымъ человѣкомъ: толпа ве подозрѣвала, что тотъ же самый Мартыновъ, который все смѣшилъ, можетъ заставить плакать н содрагаться. Зала тряслась отъ восторженныхъ кликовъ и руко
плесканій. Когда представленіе кончилось, maorie азъ бывшихъ въ театрѣ литераторовъ и журналистовъ бросились въ уборную
къ А. Е. Мартынову и обнимали его со слезами. «Что вы со миой сегодня сдѣлали?» сказалъ взволнованнымъ голосомъ И. С. Тургеневъ, прижимая А Е. Мартынова ьъ груди своей и горячо цѣлуя его. Затѣмъ въ литературномъ мірѣ пошла толки о томъ, что надобно сблизиться съ Мартыновымъ, дать въ честь его обѣдъ, и прочее, какъ это обыкновенно водится въ мивуты энтузіазма.
Какъ бы то ни было, но литераторы начали посѣщать Алекеандринскій театръ всякій разъ, когда А. Е. Мартыновъ являлся въ пьесахъ гг. Потѣхина, Чернышева и Островскаго, н наконецъ уваженіе ихъ къ таланту великаго артиста возрасло до того, что въ честь его былъ дѣйствптельво данъ обѣдъ, на которомъ произнесли рѣчи гг. Дружининъ и Островскій, а г. Не
красовъ прочелъ, написанныя имъ по этому случаю, стихи; въ память же этого событія, А. Е. Мартынову былъ поднесенъ адресъ, подписанный всѣми присутствовавшими ва обѣдѣ и портфель съ фотографическими портретами почти всѣхъ принимав
шихъ участіе въ этомъ торжествѣ. На портфелѣ была сдѣлана слѣдующая надпись: Александру Евстафьевичу Мартынову отъ почитателей его прекраснаго таланта; 10-го марта 1859 года. До глубины души былъ тронутъ А. Е. Мартыновъ такимъ вниманіемъ къ нему со стороны людей, которыхъ по преимуществу считаютъ тонкими цѣнителями и зватоками искуства. Онъ былъ такъ взволновавъ н смущенъ въ этотъ день различными оваціями, что на всѣ эти краснорѣчивыя и, конечно, заранѣе заготовленныя рѣчи пробормоталъ только нѣсколько несвязныхъ словъ. На нѣкоторыхъ изъ литераторовъ это непріят
но подѣйствовало...«Ну, какъ было ве приготовиться заранѣе, чтобы прилично отвѣчать на наши рѣчи, стихи и тосты? » замѣ
чали нѣкоторые изъ нихъ. Но Мартыновъ, скромный, робкій, наивный какъ дитя, никогда ие разсчитывалъ ва эффекты, до
которыхъ литераторы, такіе охотники; оиъ явился па этотъ обѣдъ запросто, безъ всякихъ заучепыхъ фразъ и приготовле
ній; но когда онъ возвратился домой съ огромнымъ альбомомъ, рѣчами и стихами, то отдалъ все это женѣ своей, бросился иа диванъ и зарыдалъ...
Хотя оваціи, подобныя устроенной А. Е. Мартынову, не новость, тѣмъ не менѣе обѣдъ, данный нашему великому артисту, имѣетъ большое значеніе. Было время, когда театръ и литера
тура шли рука объ руку, оказывая взаимно другъ другу услуги; это время было замѣчательною эпохою для нашей сцены. Тогда, многіе таланты развились подъ вліяніемъ даровитыхъ писателей. Гнѣдичь руководилъ Семенову, Катеиинъ давалъ совѣты нашему извѣстному трагику Каратыгину, нзъ школы князя Шаховскаго вышла цѣлая плеяда талантливыхъ артистовъ. Затѣмъ эта друж
ба литературы и театра какъ-то охладѣла н замѣнилась даже непріязненными отношеніями. Понятно, что такое положеніе дѣлъ, продолжавшееся почти тридцать лѣтъ, должно было вредно подѣйствовать ва драматическое искуство. А. Е. Мартынову суж
дено было примирить эти два враждебные лагеря. Въ теченіе всего періода разъединенія театра и литературы, А. Е. Мартыновъ постоянно шелъ одинъ по пути развитія, безъ всякихъ со
вѣтниковъ и руководителей, вдали отъ всѣхъ литературныхъ знаменитостей. Онъ пе искалъ ихъ; онѣ потомъ сами бросились къ нему, пораженныя его талантомъ...
Въ томъ же 1859 году, если не ошибаемся, улучшилось и матеріальное благосостояніе А. Е. Мартынова. До-тѣхъ-поръ онъ получалъ 1,400 р. въ годъ жаловаиья, отъ трехъ до четы
рехъ рублей за спектакль и половинный бенефисъ, чего для че
ловѣка семейнаго, имѣвшаго нѣсколько человѣкъ дѣтей, было конечно недостаточно, особенно при увеличивавшейся съ каждымъ і одомъ дороговизнѣ петербугской жизни. Только за годъ до своей смерти онъ получилъ прибавку къ получаемому имъ жало
ванью 1,660 р. сер., и,.сверхъ того, ему назначено было по 55 р. сер. разовыхъ и полный бенефисъ.
Кромѣ приведенныхъ нами уже пьесъ, въ которыхъ А. Е. Мартыновъ обратилъ на себя всеобщее вниманіе, нельзя не упо
мянуть еще о Холостякѣ—Тургенева, Бѣдность не порокъ—
Островскаго, Iрозѣ—его же, Знакомыхъ Незнакомцахъ— Онакса и Отцѣ Семейства—Чернышева, гдѣ нашъ великій артистъ проявилъ, въ послѣдніе годы своей жизни, свой разносторонній и громадный талаитъ.
Впрочемъ успѣхъ А. Е. Мартынова понятенъ: каждая роль, болѣе или менѣе замѣчательная, была имъ глубоко прочувство
вана и сливалась, такъ сказать, съ его собственною жизнью. Разъ дома, въ кругу близкихъ друзей, кто-то попросилъ его прочесть нѣкоторыя мѣста изъ только-что вышедшей въ свѣтъ Горькой Судьбины Писемскаго; онъ отказался, говоря, что чи
тать ее зря нельзя, нужно самому понавыкиуть; но тутъ же взялъ лежавшую на столѣ драму и прочелъ самый конецъ по
слѣдняго дѣйствія, всего строкъ пять, когда скованный Аианій прощается съ окружающимъ его міромъ; прочелъ и не только прослезился, а залился слезами; нѣкоторые изъ присутствовав
шихъ тоже заплакали, глядя на артиста, до такой потрясающей степени сочувствующаго своему искуству. Вотъ источникъ той страстной жизненной правды, которою проникнута была игра А.
Е. Мартынова, и вотъ, между прочимъ, причина постепеннаго ослабленія физическихъ силъ вашего великаго артиста.
А. Е. Мартыновъ умеръ отъ чахотки. Болѣзнь его, развиваясь незамѣтно, обнаружилась лѣтомъ 1857 года въ Павловскѣ, до такой степепи, что жизнь его была въ опасности; однако онъ кое-какъ поправился. Лѣтомъ 1858 г. онъ отправился за гра
Несмотря на то, что почти двадцать лѣтъ А. Е Мартынову суждено было потѣшать публику въ эфемерныхъ водевильчикахъ, онъ подозрѣвалъ въ своемъ талантѣ трагическую сторону и не разъ пытался показать его публикѣ; но публика при
выкшая видѣть въ немъ только комика, ве хотѣла вѣрить ей. Она рукоплескала своему любимцу, вызывала его; но ни Кашей, ни Гариагоиъ, ни разгульный пареиь Михаёло въ драмѣ г. Потѣхина Чужое добро въ прокъ нейдетъ, ве заставили ее перемѣнить мнѣнія, хотя сцена смерти въ Бащеѣ, сцена потери де
негъ въ Скупомъ, сцева въ драмѣ г. Потѣхина и многія другія исполнены были съ потрясающимъ трагизмомъ. Мало того, многіе нзъ любителей драматическаго искуства и литераторовъ на
чинали охладѣвать къ А. Е. Мартынову; а нѣкоторые говорили
даже, что онъ повторяется, что пошлый репертуаръ, въ которемъ онъ вращался, гибельно подѣйствовалъ ва него, и такъ далѣе...Но эти господа не предчувствовали какъ жестоко они ошибаются. Наконецъ само общественное мнѣніе должно было уступить силѣ таланта. Это произошло 30 января 1859 года, въ день перваго представленія пьесы г. Чернышева: Не въ день
гахъ счастіе. Бъ этой пьесѣ А. Е. Мартыновъ не только до глубины души взволновалъ и потрясъ зрителей своей вдохновенной , гевіальной игрою, ио явился передъ иими совершенно но
вымъ человѣкомъ: толпа ве подозрѣвала, что тотъ же самый Мартыновъ, который все смѣшилъ, можетъ заставить плакать н содрагаться. Зала тряслась отъ восторженныхъ кликовъ и руко
плесканій. Когда представленіе кончилось, maorie азъ бывшихъ въ театрѣ литераторовъ и журналистовъ бросились въ уборную
къ А. Е. Мартынову и обнимали его со слезами. «Что вы со миой сегодня сдѣлали?» сказалъ взволнованнымъ голосомъ И. С. Тургеневъ, прижимая А Е. Мартынова ьъ груди своей и горячо цѣлуя его. Затѣмъ въ литературномъ мірѣ пошла толки о томъ, что надобно сблизиться съ Мартыновымъ, дать въ честь его обѣдъ, и прочее, какъ это обыкновенно водится въ мивуты энтузіазма.
Какъ бы то ни было, но литераторы начали посѣщать Алекеандринскій театръ всякій разъ, когда А. Е. Мартыновъ являлся въ пьесахъ гг. Потѣхина, Чернышева и Островскаго, н наконецъ уваженіе ихъ къ таланту великаго артиста возрасло до того, что въ честь его былъ дѣйствптельво данъ обѣдъ, на которомъ произнесли рѣчи гг. Дружининъ и Островскій, а г. Не
красовъ прочелъ, написанныя имъ по этому случаю, стихи; въ память же этого событія, А. Е. Мартынову былъ поднесенъ адресъ, подписанный всѣми присутствовавшими ва обѣдѣ и портфель съ фотографическими портретами почти всѣхъ принимав
шихъ участіе въ этомъ торжествѣ. На портфелѣ была сдѣлана слѣдующая надпись: Александру Евстафьевичу Мартынову отъ почитателей его прекраснаго таланта; 10-го марта 1859 года. До глубины души былъ тронутъ А. Е. Мартыновъ такимъ вниманіемъ къ нему со стороны людей, которыхъ по преимуществу считаютъ тонкими цѣнителями и зватоками искуства. Онъ былъ такъ взволновавъ н смущенъ въ этотъ день различными оваціями, что на всѣ эти краснорѣчивыя и, конечно, заранѣе заготовленныя рѣчи пробормоталъ только нѣсколько несвязныхъ словъ. На нѣкоторыхъ изъ литераторовъ это непріят
но подѣйствовало...«Ну, какъ было ве приготовиться заранѣе, чтобы прилично отвѣчать на наши рѣчи, стихи и тосты? » замѣ
чали нѣкоторые изъ нихъ. Но Мартыновъ, скромный, робкій, наивный какъ дитя, никогда ие разсчитывалъ ва эффекты, до
которыхъ литераторы, такіе охотники; оиъ явился па этотъ обѣдъ запросто, безъ всякихъ заучепыхъ фразъ и приготовле
ній; но когда онъ возвратился домой съ огромнымъ альбомомъ, рѣчами и стихами, то отдалъ все это женѣ своей, бросился иа диванъ и зарыдалъ...
Хотя оваціи, подобныя устроенной А. Е. Мартынову, не новость, тѣмъ не менѣе обѣдъ, данный нашему великому артисту, имѣетъ большое значеніе. Было время, когда театръ и литера
тура шли рука объ руку, оказывая взаимно другъ другу услуги; это время было замѣчательною эпохою для нашей сцены. Тогда, многіе таланты развились подъ вліяніемъ даровитыхъ писателей. Гнѣдичь руководилъ Семенову, Катеиинъ давалъ совѣты нашему извѣстному трагику Каратыгину, нзъ школы князя Шаховскаго вышла цѣлая плеяда талантливыхъ артистовъ. Затѣмъ эта друж
ба литературы и театра какъ-то охладѣла н замѣнилась даже непріязненными отношеніями. Понятно, что такое положеніе дѣлъ, продолжавшееся почти тридцать лѣтъ, должно было вредно подѣйствовать ва драматическое искуство. А. Е. Мартынову суж
дено было примирить эти два враждебные лагеря. Въ теченіе всего періода разъединенія театра и литературы, А. Е. Мартыновъ постоянно шелъ одинъ по пути развитія, безъ всякихъ со
вѣтниковъ и руководителей, вдали отъ всѣхъ литературныхъ знаменитостей. Онъ пе искалъ ихъ; онѣ потомъ сами бросились къ нему, пораженныя его талантомъ...
Въ томъ же 1859 году, если не ошибаемся, улучшилось и матеріальное благосостояніе А. Е. Мартынова. До-тѣхъ-поръ онъ получалъ 1,400 р. въ годъ жаловаиья, отъ трехъ до четы
рехъ рублей за спектакль и половинный бенефисъ, чего для че
ловѣка семейнаго, имѣвшаго нѣсколько человѣкъ дѣтей, было конечно недостаточно, особенно при увеличивавшейся съ каждымъ і одомъ дороговизнѣ петербугской жизни. Только за годъ до своей смерти онъ получилъ прибавку къ получаемому имъ жало
ванью 1,660 р. сер., и,.сверхъ того, ему назначено было по 55 р. сер. разовыхъ и полный бенефисъ.
Кромѣ приведенныхъ нами уже пьесъ, въ которыхъ А. Е. Мартыновъ обратилъ на себя всеобщее вниманіе, нельзя не упо
мянуть еще о Холостякѣ—Тургенева, Бѣдность не порокъ—
Островскаго, Iрозѣ—его же, Знакомыхъ Незнакомцахъ— Онакса и Отцѣ Семейства—Чернышева, гдѣ нашъ великій артистъ проявилъ, въ послѣдніе годы своей жизни, свой разносторонній и громадный талаитъ.
Впрочемъ успѣхъ А. Е. Мартынова понятенъ: каждая роль, болѣе или менѣе замѣчательная, была имъ глубоко прочувство
вана и сливалась, такъ сказать, съ его собственною жизнью. Разъ дома, въ кругу близкихъ друзей, кто-то попросилъ его прочесть нѣкоторыя мѣста изъ только-что вышедшей въ свѣтъ Горькой Судьбины Писемскаго; онъ отказался, говоря, что чи
тать ее зря нельзя, нужно самому понавыкиуть; но тутъ же взялъ лежавшую на столѣ драму и прочелъ самый конецъ по
слѣдняго дѣйствія, всего строкъ пять, когда скованный Аианій прощается съ окружающимъ его міромъ; прочелъ и не только прослезился, а залился слезами; нѣкоторые изъ присутствовав
шихъ тоже заплакали, глядя на артиста, до такой потрясающей степени сочувствующаго своему искуству. Вотъ источникъ той страстной жизненной правды, которою проникнута была игра А.
Е. Мартынова, и вотъ, между прочимъ, причина постепеннаго ослабленія физическихъ силъ вашего великаго артиста.
А. Е. Мартыновъ умеръ отъ чахотки. Болѣзнь его, развиваясь незамѣтно, обнаружилась лѣтомъ 1857 года въ Павловскѣ, до такой степепи, что жизнь его была въ опасности; однако онъ кое-какъ поправился. Лѣтомъ 1858 г. онъ отправился за гра