пѣсни о князь Иванѣ Алексѣетчѣ и Наталыь Борисовне, Долгорукихъ, Это и получаемъ въ следующихъ трехъ образцахъ.
Чтобы уразумѣть нхъ, нугкно опять вспомнить предварительно пѣсни Петровскія, о тогдашнихъ казняхъ, относительно которыхъ новыя были сстественнымъ послѣдствіемъ и продолшеніемъ. Тамъ, во первыхъ, кары и назни, вообще явленія „грозныя взяты песнями, въ известномъ готовомъ
и выработанномъ образе, изъ вреаснъ Грознаго царя и цѣликомъ почти, по крайности съ повтореніемъ главныхт. чертъ, перенесены въ эпоху Пет
ровскую: въ этомъ экономія творчества народного; оно пользуется однажды законченнымъ своимъ созданіенъ, безъ нужды не творить вновь и не тратится напряженіемъ силъ, а примѣняетъ ихъ только къ тому, чтобы на осно
ве матеріала прежняго спеціализировать область новую; многое изъ эпохи Ивановской повторено въ Петровской, но въ иномъ уже, новомъ и дальнѣйшемъ виде (см. вып. 8). Во вторыхъ, въ самихъ пѣсняхъ Петровскихъ, частныя черты исторической действительности конечно собраны творчествомъ и сосредоточены въ несколько опредѣленныхъ образовъ, темъ бо
лее выразительныхъ, чемъ ихъ менѣе числомъ, чемъ давнѣе работаетъ надъ нхъ отделкой творческій геній народа: таковы --„Молодецъ на пра
веже, „Донской козанъ“ — сперва „въ плену Турецкомъ,“ потомъ „въ тюрьме и на допросе предъ царемъ,“ отчасти „князь стрѣ.тковскій“ и „князь Голицынъ, на коего палъ гневъ царскій, всего же более „стрелецкій атаманушка, Ивань Ивановичъ, большок боярин;, и князь,“ веденный на казнь н казненный въ сопровождение отца-матери, сестры и особенно молодой жены. Въ третьихъ, что касается до места, то въ 8-мъ выпуске нашемъ многократно замечено, какъ сцена действія постепенно перено
силась съ Дона и Азова, съ Ііалтикн и Украины въ Москву, отчасти же, позднее, и въ Петербургъ. Творчество, по самой необходимости его, такъ любитъ определенность рамки, что даже не редко съуживаетъ ее до по
следней возможности: все переносится на Мясницкую изъ Кремля, Твер
скую и Дмитровку (ср. кн. Волконскаго), а лучшимъ примеромъ кн. В. В. Голицынъ, который, со всею пехотой, козаками и егерями, переведенъ изъ Крыма къ Москве, поставленъ на дорогу къ Тронцѣ, куда опъ ездилъ къ
царю на грозныя очи, накопецъ весь уместился на узенькой Тверской, между Тверскими воротами, Казанскимъ Соборомъ и Кремлемъ. Вспомнимъ, какъ симъ же точно способомъ при Грозномъ Новгородскія и Псковскія событія съ казнями и лицами ихъ сведены творчествомъ въ Москву, где
явилось даже и самое поле Куликово. Наконецъ, въ четвертыхъ, при постепенномъ искаженіи, крупный историческія имена и лица заменены прос
тыми „козаками, маіорамн, сержантами, драгунами, молодцами безъимяннычн.“ — Теперь, въ соотнетствіе сказанному, песни о ссылке Долгорукихъ и казни главнаго героя, начинаясь непосредственно после Петров
скихъ, примыкаютъ къ симъ последнимъ, именно къ перечисленнымъ вышесъ теми же совершенно образами, чертами, даже оборотами и выражениями: творчеству это легче было и потому уже, что здѣсь та же ссылка, боль
Чтобы уразумѣть нхъ, нугкно опять вспомнить предварительно пѣсни Петровскія, о тогдашнихъ казняхъ, относительно которыхъ новыя были сстественнымъ послѣдствіемъ и продолшеніемъ. Тамъ, во первыхъ, кары и назни, вообще явленія „грозныя взяты песнями, въ известномъ готовомъ
и выработанномъ образе, изъ вреаснъ Грознаго царя и цѣликомъ почти, по крайности съ повтореніемъ главныхт. чертъ, перенесены въ эпоху Пет
ровскую: въ этомъ экономія творчества народного; оно пользуется однажды законченнымъ своимъ созданіенъ, безъ нужды не творить вновь и не тратится напряженіемъ силъ, а примѣняетъ ихъ только къ тому, чтобы на осно
ве матеріала прежняго спеціализировать область новую; многое изъ эпохи Ивановской повторено въ Петровской, но въ иномъ уже, новомъ и дальнѣйшемъ виде (см. вып. 8). Во вторыхъ, въ самихъ пѣсняхъ Петровскихъ, частныя черты исторической действительности конечно собраны творчествомъ и сосредоточены въ несколько опредѣленныхъ образовъ, темъ бо
лее выразительныхъ, чемъ ихъ менѣе числомъ, чемъ давнѣе работаетъ надъ нхъ отделкой творческій геній народа: таковы --„Молодецъ на пра
веже, „Донской козанъ“ — сперва „въ плену Турецкомъ,“ потомъ „въ тюрьме и на допросе предъ царемъ,“ отчасти „князь стрѣ.тковскій“ и „князь Голицынъ, на коего палъ гневъ царскій, всего же более „стрелецкій атаманушка, Ивань Ивановичъ, большок боярин;, и князь,“ веденный на казнь н казненный въ сопровождение отца-матери, сестры и особенно молодой жены. Въ третьихъ, что касается до места, то въ 8-мъ выпуске нашемъ многократно замечено, какъ сцена действія постепенно перено
силась съ Дона и Азова, съ Ііалтикн и Украины въ Москву, отчасти же, позднее, и въ Петербургъ. Творчество, по самой необходимости его, такъ любитъ определенность рамки, что даже не редко съуживаетъ ее до по
следней возможности: все переносится на Мясницкую изъ Кремля, Твер
скую и Дмитровку (ср. кн. Волконскаго), а лучшимъ примеромъ кн. В. В. Голицынъ, который, со всею пехотой, козаками и егерями, переведенъ изъ Крыма къ Москве, поставленъ на дорогу къ Тронцѣ, куда опъ ездилъ къ
царю на грозныя очи, накопецъ весь уместился на узенькой Тверской, между Тверскими воротами, Казанскимъ Соборомъ и Кремлемъ. Вспомнимъ, какъ симъ же точно способомъ при Грозномъ Новгородскія и Псковскія событія съ казнями и лицами ихъ сведены творчествомъ въ Москву, где
явилось даже и самое поле Куликово. Наконецъ, въ четвертыхъ, при постепенномъ искаженіи, крупный историческія имена и лица заменены прос
тыми „козаками, маіорамн, сержантами, драгунами, молодцами безъимяннычн.“ — Теперь, въ соотнетствіе сказанному, песни о ссылке Долгорукихъ и казни главнаго героя, начинаясь непосредственно после Петров
скихъ, примыкаютъ къ симъ последнимъ, именно къ перечисленнымъ вышесъ теми же совершенно образами, чертами, даже оборотами и выражениями: творчеству это легче было и потому уже, что здѣсь та же ссылка, боль