Этотъ фактъ въ исторіи нашей поэзіи достаточно говорить въ пользу той мысли, что ни Новгородъ, ни Псковъ въ теченіе своей многовѣковой дѣятельности пе успѣли выработать для себя такихъ обіцественныхъ и политическихъ началъ и учрежденій, которыя могли бы своею прочностью заявить права на существованіе, на возрожденіе или даже на симпатическое воспоминаніе въ народныхъ пѣсняхъ и расказахъ.
Въ настоящее время, когда исторія сгладила подъ одинъ уровень старые города съ Москвою, когда и самая Москва только слыветъ столицею, а стала такимъ же губернскимъ городомъ, какъ Кіевъ или Новгородъ, въ настоящее время смѣшно было бы строить воз
душные замки, представляя изъ себя партизана Москвы противъ Новагорода и другихъ старыхъ городовъ, а еще тѣмъ смѣшнѣе было бы наивно мечтать о возстановленіи старины въ какомъ бы то ни было старомъ городѣ, преклонившемся нѣкогда передъ Москвою, и,
кромѣ своихъ святынь, не оставившемъ по себѣ никакого слѣда въ политической и общественной жизни народа.
Немногія преданія, историко-эпическаго содержанія, въ родѣ былинъ о Владимірѣ-Красномъ-Солнышкѣ или объ Ильѣ Муромцѣ, преданія, случайно удержавшіяся между мѣстными жителями, какъ во Владимірѣ о Кучковичахъ, даютъ намъ разумѣть, что фантазія народная нѣкогда поэтизировала надъ судьбою Новагорода. Такъ напримѣръ и теперь еще около Валдая слыветъ преданье, будто когда везли изъ Новагорода вѣчевой колоколъ, знаменитый своимъ чистымъ звономъ, нечаянно уронили и разбили его на части; мѣстные жители будто бы собрали эти остатки вѣчеваго колокола, и, по
частичкамъ бросая ихъ въ растопленную мѣдь, стали лить свои* знаменитые Валдайскіе колокольчики.
Что же касается до покоренія Новагорода Іоанномъ ИТ, то событіе это въ мѣстпыхъ расказахъ совершенно затемнено, будучи смѣшано съ расказами о какой-то страшной казни, которою казнилъ Новгородцевъ Царь Иванъ Грозный, а Грознымъ—какъ извѣстпо называли и Іоанна III. Это преданье, утративъ свою стихотворную форму, которая всегда спасаетъ преданья отъ искаженія—и слѣдовательно подвергшееся случайнымъ дополненьямъ простонароднаго вымысла, имѣетъ однако ту интересную черту, что приводитъ въ стол
Въ настоящее время, когда исторія сгладила подъ одинъ уровень старые города съ Москвою, когда и самая Москва только слыветъ столицею, а стала такимъ же губернскимъ городомъ, какъ Кіевъ или Новгородъ, въ настоящее время смѣшно было бы строить воз
душные замки, представляя изъ себя партизана Москвы противъ Новагорода и другихъ старыхъ городовъ, а еще тѣмъ смѣшнѣе было бы наивно мечтать о возстановленіи старины въ какомъ бы то ни было старомъ городѣ, преклонившемся нѣкогда передъ Москвою, и,
кромѣ своихъ святынь, не оставившемъ по себѣ никакого слѣда въ политической и общественной жизни народа.
Немногія преданія, историко-эпическаго содержанія, въ родѣ былинъ о Владимірѣ-Красномъ-Солнышкѣ или объ Ильѣ Муромцѣ, преданія, случайно удержавшіяся между мѣстными жителями, какъ во Владимірѣ о Кучковичахъ, даютъ намъ разумѣть, что фантазія народная нѣкогда поэтизировала надъ судьбою Новагорода. Такъ напримѣръ и теперь еще около Валдая слыветъ преданье, будто когда везли изъ Новагорода вѣчевой колоколъ, знаменитый своимъ чистымъ звономъ, нечаянно уронили и разбили его на части; мѣстные жители будто бы собрали эти остатки вѣчеваго колокола, и, по
частичкамъ бросая ихъ въ растопленную мѣдь, стали лить свои* знаменитые Валдайскіе колокольчики.
Что же касается до покоренія Новагорода Іоанномъ ИТ, то событіе это въ мѣстпыхъ расказахъ совершенно затемнено, будучи смѣшано съ расказами о какой-то страшной казни, которою казнилъ Новгородцевъ Царь Иванъ Грозный, а Грознымъ—какъ извѣстпо называли и Іоанна III. Это преданье, утративъ свою стихотворную форму, которая всегда спасаетъ преданья отъ искаженія—и слѣдовательно подвергшееся случайнымъ дополненьямъ простонароднаго вымысла, имѣетъ однако ту интересную черту, что приводитъ въ стол