жителыіымъ; въ 9 —10 часовъ вечера они, непремѣнно, возвращались.
„Въ лѣтнюю пору въ домашнемъ препровожденіи времени появлялось нѣкоторое разнообразіе, а именно совершались семейныя вечернія прогулки. Домъ московской Маріинской больницы находился на Божедомкѣ, между зданіями двухъ женскихъ институтовъ—Екатерининскаго и Александровскаго, и вблизи Марьи
ной рощи. Эта роща была всегдашнею цѣлью нашихъ лѣтнихъ прогулокъ. Часовъ въ 7 вечера, мы всЬ, дѣти съ родителями и по большей части съ другими обитателями Маріинской боль
ницы, отправлялись на эту прогулку. Проходя мимо часового, стоявшаго при ружьѣ и въ полной солдатской формѣ у воротъ Александровскаго института, принято было за непремѣнную обя
занность давать этому часовому копейку или грошъ; но подача эта дѣлалась не въ руку, а просто бросалась подъ ноги. Про
гулки происходили весьма чинно, и дѣти даже за городомъ, въ Марьиной рощѣ, не позволяли себѣ порѣзвиться, побѣгать. Въ прогулкахъ этихъ отецъ всегда разговаривалъ съ дѣтьми о предметахъ, могущихъ развить ихъ. Такъ, помню неоднократньш наглядный толкованія его о геометрическихъ началахъ, объ острыхъ, тупыхъ и прямыхъ углахъ, крИвыхъ и ломаныхъ ли
ніяхъ, каковыя въ московскихъ кварталахъ встрѣчаются почти на каждомъ шагу.
„Къ числу лѣтнихъ разнообразныхъ дѣлъ нужно отнести также ежегодныя посѣщенія Троицкой лавры. Но это было въ самое раннее наше дѣтство, такъ какъ съ покупкой родителями въ 1831 г. своего имѣнія поѣздки къ Троицѣ прекратились. Я помню одно только такое путешествіе къ Троицѣ, въ которомъ участвовалъ и я. Ездили „на долгихъ , останавливаясь по цѣлымъ часамъ почти на тѣхъ же мѣстахъ, гдѣ теперь остана
вливаются на 2—3 минуты. У Троицы проводили дня два, ■ посѣщали всѣ церковный службы и, накупивъ игрушекъ, тѣмъ же порядкомъ возвращались домой, употребивъ на все путешествіе дней 5—6. Отецъ по служебнымъ обяйанностямъ въ этихъ путешествіяхъ не участвовалъ, а мы ѣздили только съ матушкой и съ кѣмъ-нибудь изъ знакомыхъ.
„Въ театрахъ родители наши почти никогда не бывали, и я помню всего одинъ или два раза, когда на большіе праздники бралась ложа, и мы всѣ, дѣти, ѣздили вмѣстѣ съ родителями въ театръ. Но при этомъ пьесы выбирались съ большимъ разборомъ. Помню, что одинъ разъ мы видѣли „Жако, или Бразиль
скую обезьяну “. Не совсѣмъ припоминаю сюжетъ этой пьесы, но въ памяти моей сохранилось только то, что артистъ, игравшій обезьяну, былъ замѣчательный эквилибристъ; братъ Ѳедоръ