ны молодые люди были помолвлены, и Марья Михайловна пріѣхала съ матерью въ Тарханы объявленною невѣстой.
Родня Арсеньевой, кажется, не очень сочувственно отнеслась къ проектированному браку и недоброжелательно глядѣла на бѣднаго капитана, не принадлежавшаго къ родовитому ихъ кругу. Вѣнчаніе происходило въ Тарханахъ, съ обычною торжественно
стью, при болыномъ съѣздѣ гостей. Вся дворня была одѣта въ новыя платья. Среди гостей находилась сестра Юрія Петровича и мать его, Анна Васильевна.
Хотя Юрій Петровичъ и происходилъ отъ древней шотландской фамиліи, рано переселившейся въ Россію, и предки его занимали видныя должности при первыхъ царяхъ изъ дома Романовыхъ, но родъ ихъ обѣднѣлъ, средства оскудѣли, и самъ Юрій Петровичъ, какъ и другіе, врядъ ли зналъ хорошо свою родословную.
Выйдя замужъ, Марья Михайловна не получила въ приданое недвижимаго, и за ней считалось всего 17 душъ безъ земли, выве
зенныхъ покойнымъ отцомъ изъ тульской его деревни. Зато мужу ея, Юрію Петровичу, предоставлено было управлять имѣніями матери, селомъ Тарханы и деревнею Михайловской. Онъ и распоря
жался этими имѣніями до самой смерти жены полнымъ хозяиномъ,—«вошелъ въ домъ», по выраженію старожиловъ. Молодые выѣхали изъ Тарханъ въ Москву, когда состояніе здоровья Марьи Михайловны этого потребовало. За ними послѣдовала и Елизавета Алексѣевна.
Малютка и мать его были окружены всевозможными заботами. Изъ Москвы Лермонтовы съ бабушкою и груднымъ ребенкомъ
своимъ вернулись въ Тарханы, и Юрій Петровичъ выѣзжалъ изъ нихъ лишь иногда по хозяйственнымъ дѣламъ то въ Москву, то въ тульское имѣніе.
Супружеская жизнь Лермонтовыхъ не была особенно .счастливою.
Марья Михайловна, родившаяся ребенкомъ слабымъ и болѣзненнымъ, и взрослою все еще глядѣла хрупкимъ, нервнымъ созданіемъ. Передряги съ мужемъ, конечно, не были такого свойства, чтобы благотворно дѣйствовать на ея организмъ. Она стала хво
рать. Въ Тарханахъ долго помнили, какъ тихая, блѣдная барыня, сопровождаемая мальчикомъ-слугою, носившимъ за нею лѣкарственныя снадобья, переходила отъ одного крестьянскаго двора къ другому съ утѣшеніемъ и помощью,—помнили, какъ возилась она и съ болѣзненнымъ сыномъ. И любовь и горе выплакала она надъ его головой. Марья Михайловна была одарена душою музыкаль
ною. Посадивъ ребенка своего себѣ на колѣни, она заигрывалась на фортепіано, а онъ, прильнувъ къ ней головкой, сидѣлъ непо
движно, звуки какъ бы потрясали его младенческую душу, и слезы катились по его личику. Мать передала ему необычайную нервность свою.
Наконецъ злая чахотка, давно стоявшая насторожѣ, охватила слабую грудь молодой женщины. Пока она еще держалась на ногахъ, люди видѣли ее бродящею по комнатамъ господскаго дома, съ заложенными назадъ руками. Трудно бывало ей напѣвать обыч