7

Беклемишевъ былъ горячо, страстно привязанъ къ Мочалову-и Мочаловъ, геніальнъйшее, но ка- признъйшее въ мірь существо, былъ привязанъ, въ свою очередь, къ покойному. Едва ли кто, кромъ Беклемишева, могъ имъть на него вліяніе. Въ па- мяти у меня, между прочимъ, връзался сльдующій случай, «Не уъзжай ты отсюда, останься, Николай, говорилъ онъ ему въ 1841 гду: - «въдь Караты- гины пріъдутъ… Ну, ты знаешъ меня». Беклемишевъ служиль въ Лейхтенбергскомъ гусарскомъ полку; срокъ его отпуска кончился, времена тогда были строгія,-и не уъхать было нельзя. Беклемишевъ растолковалъ великому художнику, что ъхать не- обходимо, а въ противномъ случаъ можно попасть подъ судъ. Мочаловъ,всего меньше понимавшій матеріаль- ную,дъйствительную сторону жизни,ръшился на вели- кій для него подвигъ: ръшился «одъться Чацкимъ,» по выраженію Ленскаго, поъхалъ къ одному важному лицу выручать Беклемишева,-и выручилъ. Эта уда- ча пришлась, какъ нарочно, къ 9 мая, ко дню име- нинъ Беклемишева,-и, Боже, какъ провели мы этотъ день, лучшій день въ моей жизни! (Мочаловъ любилъ самый тъсный кружокъ, а «сходбищъ» ненавидълъ). Онъ былъ «въ духъ» и прочель намъ нъсколько сценъ изъ «Гамлета» и «Коварстваи любви,»-и какъ прочелъ! Болье четверти въка прошло съ тъхъ поръ, а мнъ и теперь слышится этотъ чудный, охватывавшій душу и сердце голось артиста. «Мочалова или безусловно ругали, или безуслов- но обожали,»-писалъ намъ въ 1862 г. Беклимешевъ изъ Парижа,-«но никто его не умБль цьнить съ истин- ной точки зрънія, а критика всего менье, со вклю- ченіемъ Бълинскаго, но исключеніемъ Аполлона Григорьева, который разъ бухнулъ: «Мочаловъ есть колоссальное проявленіе романтизма,»-и сказалъ аксіому. Да, это- аксіома точно такъ же, какъ аксіома и то, что Мартыновъ-конечное проявленіе нату- ральной школы. Вспомните слова Константина Бул- гакова: «Мочаловъ и Мартыновъальфа и омега искусства, да не россійскаго, а просто искусства драматическаго. Всь остальные актеры, артисты или хорошie (grande utilite), или превосходные, есть даже и геніальные, какъ Самойловъ и Садовскій, но всъ они къ Мочалову и Мартынову относятся, какъ всъ поэты и композиторы относятся къ Бетховену и Шекспиру. Эти зениты всегда выражали все».Все Какое-то непонятное вліяніе имъль на Мочалова Беклемишевъ, тогда еще юный красавецъъ-гусаръ. «Павель, оставь, брось, перестань», говориль онъ ему, когда на него, по выраженію Ленскаго, нахо- *) Кстати о Булгаковь. Какая эта была геніаль- ная и вмъсть съ тъмъ неудавшаяся личность! Онъ понималъ искусство и въ особенности музыку, какъ понимають его немногіе критики. Стыдно М. Н. Лонгинову и г. Колошину, что онн не напишутъ о  немъ нъсколькихъ страницъ: они были его близкіе) люди. Булгаковъ былъ «приснымъ» Глинки и, но собственному сознанію творца «Жизни за Царя»,() Глинка не написаль ни одной строки безъ совъта Бул- Такова: авторъ «Руслана» боялся его болье, нежели окго бы то ни было изъ своихъ цънителей и судей.

дила «шаль», и великій художникъ слушался его, какъ ребенокъ, тогда, какъ онъ никогда и никого не слушался. Мочалова считали и теперь считаютъ какимъ-то безпросыпнымъ пьяницей, а онъ, между тъмъ, только страдалъ запоемъ. Всего замъчатель- нъе то, что Мочаловъ имъль отвращеніе и къ вод- къ, и къ шампанскому и пиль только одно тенериф- ское въ рубль цъною; а ему было что пить: его «замоскворъченскіе богомольцы», какъ говорилъ Ленскій, могли бы ему доставлять по дюжинь въ день такого вина, отъ котораго не отказался бы и Талейранъ. При этомъ надобно замътить, что если Мочаловъ съ къмъ пилъ, то собесъдники его ни въ какомъ случаъ не имъли права пить что-либо, кромъ его «роднаго» и сквернаго тенерифскаго; привилле- гія пить шампанское давалась только Беклемишеву и Ленскому, который ругалъ всъхъ, все и вся, но Мочалова обожалъ до самозабвенія. Сколько было у Ленскаго эстетическаго такта, этого «чутья», по его собственному выраженію, которое дается толь- ко немногимъ, «Тебъ позволяется это потому», го- ворилъ Мочаловъ, «что ты Николай Беклемишевъ, ну, а тебъ потому… потому, что ты Ленскій», и ар- тистъ добродушно смъялся своей мнимой и освБ- щенной временемъ остроть. Но о всемъ этомъ я подробно буду говорить въ своихъ «театральныхъ воспоминаніяхъ», которыя желаль бы напечатать въ «Антраткъ», если, конечно, то угодно будетъ его редактору (). Оканчивая этотъ некрологъ, я долженъ сказать, что посль покойнаго Беклемишева, кромь замъча- тельной библіотеки ( ), остались вещи, драгоцънныя въ библіографическомъ отношеніи, напримъръ днев- никъ его, веденный имъ въ сороковыхъ годахъ; онъ былъ писанъ на почтовой бумагь и состоялъ изъ нъсколькихъ толстыхъ тетрадей; мнь удалось читать нъкоторыя изъ нихъ: много въ этомъ дневникь юно- шескаго, много такого, что теперь не имьетъ зна- ченія, но вмъсть съ тъмъ сколько тамъ интерес- ныхъ, характерныхъ мелочей, ярко рисующихъ за- кулисный бытъ тогдашняго московскаго театра! Я видълъ у него двь драмы Мочалова, изъ которыхъ одна была совершеннокончена и весьма любопыт- на въ своихъ частностяхъ; потомъ нъсколько сти- хотвореній, изъ которыхъ одно было превосходно. это было писано рукой Мочалова; далье: нъ- сколько писемъ его къ Беклемишеву, въ числь ко- торыхъ одно было очень длинное и бросавшее яр- кій свъть на ть печальныя отношенія, въ которыхъ артистъ находился съ своими товарищами. «Что я имъ сдълалъ, что они меня такъ преслъдуютъ», пи- салъ онъ, «въдь я имъ не перешель дороги; я иду своей, а они своей; они меня замучили, А все змъй подколодный, этотъ подхалима, великій артистъ по таланту, но холопъ по рожденно и по душъ.» Днев-

Съ полною готовностью принимаемъ предло- женіе почтеннаго автора. Ред. Года за два до смерти, у покойнаго ро- дилась мысль сдълать изъ своей библіотеки «даро- вую, народную читальню»; почему не осуществи- лась эта мысль - не знаю.