У меня сичасъ два адвоката: гражданскій и уголовный... десять лѣтъ они при мнѣ состоятъ и на моихъ глазахъ даже потомство развели. Ребята хорошіе. Главное горе наше въ томъ состоитъ, что на какого, тоже, защитника наткнешься: другой возьметъ тебя да и продастъ, какъ Іуда, а то получитъ съ кредиторовъ деньги и скроется. Положитъ шапку на берегу какого нибудь Средиземного моря и пошлетъ во всѣ газеты депешу: «я, молъ, утопился! » Что съ утопленника-то взять? Нешто шапку только на память! Надо тоже умѣючи и ихняго-то брата выбирать, съ оглядкой. Я своими доволенъ. Народъ они аккуратный. Гражданскій, какъ взыщетъ съ кого, сичасъ же деньги и тащитъ. Получай, говоритъ, покуда не прожилъ! А уголовный еще ни разу меня до Титовскаго сидѣнья не довелъ. Штрафъ, это дѣйствительно, наложатъ, а посадить чтобы — до этого уголовный не допуститъ. Тутъ, главное, при такихъ сурьезныхъ дѣлахъ, краснорѣчіе дѣйствуетъ, а у моего уголовнаго — изверженія хоть отбавляй. Самъ сколько разъ отъ его краснорѣчія плакалъ. Чувствительно языкомъ дѣйствуетъ. Голову сичасъ на бокъ, руку къ сердцу и пошелъ... судья только въ затылкѣ чешетъ!.. «Господинъ судья, говоритъ, взгляните вы на его благородное лице; можно-ли, напримѣръ, съ такимъ лицомъ въ здравомъ умѣ такія дикія колѣна допустить? Вы вспомните, что по эвтому случаю Сократъ сказалъ»... ну, ужъ, тутъ мировой сичасъ рукой машетъ: довольно, говоритъ. Извѣстно, гдѣ жъ мировому упомнить, что Сократъ говорилъ... онъ отъ адвокатской рѣчи ошалѣлъ давно, а тутъ еще Сократа подпущаютъ... лучше, ужъ, штрафуй скорѣй.
Да-съ, адвокатъ штука тонкая и при томъ всѣ законы наизустъ знаетъ. Иной, я такъ думаю, съ десятымъ томомъ и на свѣтъ-то Божій родится... право!..
Съ истиннымъ почтеніемъ имѣю честь пребыть къ вашимъ услугамъ московскій 2-й гильдіи купецъ,
Афанасій Широколобовъ
М. Г.!
Не будучи литераторомъ, я берусь, за перо, чтобы, по вашему приглашенію, написать нѣсколько словъ объ адвокатахъ.
Я не стану передавать вамъ о какомъ нибудь одномъ адвокатѣ, котораго я видѣлъ, но ограничусь нѣсколькими общими афоризмами:
— Языкъ адвоката — что твоя лопата: соръ разроетъ и яму выкопаетъ.
— Всякій спляшетъ, да не какъ скоморохъ; всякій совретъ, да не какъ присяжный повѣренный.
— Чужая душа потемки, адвокатская — уголовный лабиринтъ.
— Что хуже: отъ адвокатовъ или безъ адвокатовъ разориться? Послѣднее лучше: крови не испортишь.
Подписчикъ.
ПИСЬМО СТАРОЖИЛА.
Я ни съ докторами, ни съ адвокатами не знаюсь. Въ наше время ходатаи были по судейской части... ловко свое дѣло понимали, шельмы!
Былъ у меня сосѣдъ, Хайло-Мордановъ. Грызлись мы съ нимъ зубъ за зубъ, походя... ну, и судились!
Вотъ-съ, однажды и зашла въ мою картошку мордановская свинья. Мы ее сейчасъ въ хлѣвъ, а Морданову — герольда: сидитъ твоя чушка за потраву въ узахъ! Заплати, или смерть ей подъ ножемъ Прокопа Ляпунова!.. Но Жордановъ не заплатилъ, а призвалъ приказную крысу и настрочилъ жалобу: помѣщикъ-де села Поганки, Имрековъ, обманнымъ образомъ заманилъ къ себѣ въ гости свинью, мнѣ принадлежащую, и, томя оную свинью въ темницѣ, тѣмъ чинитъ мнѣ надругательство...
Я сейчасъ же тоже за приказной крысой: — Отписывайся!
— Съ перцемъ прикажете? — Валяй съ перцемъ! Онъ и отписалъ:
„На запросъ подлежащаго учрежденія помѣщику села Поганки, Имрекову, касательно свиньи Хайло- Морданова, помѣщикъ Имрековъ имѣетъ честь отвѣтить, что свиньи Морданова въ гости не звалъ и не позоветъ, пусть не надѣется, свинью Морданова въ хлѣвъ хотя и загналъ, но означенная свинья въ вышеупомянутомъ хлѣвѣ скорую смерть приняла отъ обжорства, ибо у меня, Имрекова, скотъ кормятъ до отвала, а у скота Морданова и трухъ въ рѣдкость. Поганки жена и своячена Морданова тайно пріѣзжали осматривать и ничего о своей домашней свиньѣ не слыхали, окромѣ того, что здѣсь сообщить честь имѣю. Къ сему помѣщикъ Имрековъ руку приложилъˮ.
Пріѣхалъ послѣ этого документа Хайло-Мордановъ на дуэль меня вызывать. Ну, мы съ нимъ оба на воздухъ въ рощѣ выстрѣлили... шипучаго выпили и помирились! Теперь обоимъ восьмой десятокъ идетъ... не до судовъ и адвокатовъ!
Помѣщикъ
Нафанаилъ Имрековъ. Милостивый Государь,
Г. Редакторъ!
Находясь вотъ уже шестой годъ пригвожденнымъ тяжкой болѣзнью собственныхъ ногъ къ кресламъ, которыя вольнонаемнымъ (о, времена! ) лакеемъ перевозятся съ мѣста на мѣсто на колесикахъ, я имѣлъ случай неоднократно размышлять, и потому не прочь подѣлиться съ вами, какъ съ благороднымъ дворяниномъ, своими умозаключеніями о такъ называемыхъ въ общежитіи адвокатахъ, а по нашему, по простому, ябедникахъ и крючкотворахъ. Скверная и неприличная порода! Говорятъ на всѣхъ языкахъ, и языкъ у нихъ словно безъ костей, а толку отъ нихъ, какъ отъ вольнонаемной прислуги, никакого, только для человѣка нашего круга одно разстройство. Напримѣръ, возьмите меня. Правда, та самая Палашка, изъ-за которой негодной дѣвки я такъ невинно и жестоко пострадалъ, была мною неоднократно сѣчена, но ни развратникомъ, ни тѣмъ паче изувѣромъ я никогда, благодареніе Богу, не былъ, а этотъ краснобай такимъ меня на судѣ облыжно обозвалъ и, за Палашку предстательствуя, отягчилъ мою участь. Чего я во вѣкъ этимъ ябедникамъ не забуду. Прилагая при семъ рубль, покорнѣйше прошу наложеннымъ платежемъ выслать мнѣ кузьмичевой травы, о которой сосѣди говорятъ, что употребленіе ея въ борьбѣ съ ревматизмомъ оказываетъ большую пользу.
Съ совершеннымъ почтеніемъ къ вамъ, милостивый государь, честь имѣю за симъ пребывать-Вашъ подписчикъ, отставной съ 1852 г. корнетъ
Иванъ Чурбанъ-Кнутовищевъ. М. Г.,
Г. Редакторъ!
Я вовсе не желаю писать панегирика тому почтенному сословію, къ которому имѣю честь самъ принадлежать. Но я прекрасно понимаю цѣль вашего «спеціальнаго» номера объ адвокатахъ и докторахъ: вы хотите осмѣять и насъ и докторовъ. Да, именно осмѣять, такъ какъ вы отлично знаете, какъ на названныя двѣ профессіи смотритъ наша публика. Доктора, конечно, такого осмѣянія заслуживаютъ (я, между прочимъ, могъ бы дать вамъ для этого преинтересный матерьялъ), но мы?! Вотъ, поэтому я и рѣшаюсь выступить теперь съ этимъ моимъ письмомъ.
Въ чемъ, собственно, обвиняютъ насъ, адвокатовъ? Обвиняютъ насъ, во-первыхъ, въ томъ, что мы беремъ на себя всякія дѣла безъ разбора. Беремъ, согласенъ. Но въ чемъ же здѣсь преступленіе? Вѣдь, не обвиняете же вы типографію, если опа печатаетъ дурную книгу, рядомъ съ хорошей, не обвиняете, вѣдь, и слесаря, если сегодня онъ дѣлаетъ ключъ для хозяина, а завтра для вора? Вы скажете, что мы должны всегда стоять на стражѣ истины и справедливости. Должны, согласенъ. Но укажите же намъ точную границу между истиной и неистиной, справедли
востью и несправедливостью. Гдѣ эта точная граница? Ея, вѣдь, нѣтъ. А разъ ея нѣтъ, то
чѣмъ же прикажете руководствоваться адвокату? Развѣ адвокатъ долженъ знать и то, чего нѣтъ?!. Наконецъ, истина, какъ знаетъ всякій ребенокъ, всегда торжествуетъ. А если истина торжествуетъ, слѣдовательно, никакой адвокатъ, какъ бы талантливъ онъ не былъ, никогда не выиграетъ неправаго дѣла. При чемъ же тогда адвокатская неразборчивость на дѣла? Адвокатъ возьмется за неправое дѣло, но неправое дѣло никогда правымъ не будетъ. Очевидно, адвокатъ проиграетъ такое дѣло, а проиграть неправое дѣло все равно, что способствовать торжеству праваго дѣла.
Во-вторыхъ, насъ обвиняютъ въ томъ, что мы склонны брать большіе гонорары даже за маленькія дѣла. Да, склонны. Но, вѣдь, мы беремъ не насильно. Мы беремъ только тогда, когда намъ даютъ. Ради самого Бога, неужели же брать то, что даютъ, составляетъ преступленіе?
Наконецъ, насъ еще обвиняютъ въ томъ, что мы склонны къ нарушенію довѣрія, къ растратѣ и, въ особенности, къ такъ называемому «убѣганію». Что можно возразить противъ такихъ ребяческихъ обвиненій? Стоитъ-ли даже возражать на нихъ? Можно сказать только одно: не требуйте отъ насъ ничего особеннаго, и вы не будете разочаровываться въ насъ. Мы такіе же люди, какъ и всѣ. И человѣкъ, сдѣлавшійся адвокатомъ, не перестаетъ быть человѣкомъ. Кромѣ того, если адвокатъ иногда и дѣлаетъ какіе-либо обороты съ деньгами кліента, то, вѣдь, отъ этого только выигрываетъ общее движеніе капиталовъ въ странѣ, Но если адвокатъ послѣ оборотовъ не уплачиваетъ слѣдуемыхъ кліенту деньги? О, если адвокатъ попадется, — въ такомъ случаѣ и говорить нечего! Такой адвокатъ — плохой адвокатъ, почти совсѣмъ не адвокатъ. Слѣдовательно, сословію за него отвѣчать нечего. Пусть онъ самъ отвѣчаетъ за себя!..
Говорятъ еще, что мы способны черное дѣлать бѣлымъ, а бѣлое чернымъ, — но вы сами понимаете, насколько подобное обвиненіе неосновательно! Чтобы вѣрить въ него, надо вѣрить и въ то, что всѣ люди глупы, умны же одни только адвокаты. Адвокаты, правда, не глупы, но не глупы и не адвокаты. Говорятъ еще, что мы, защищая убійцу, называемъ его образцомъ всѣхъ добродѣтелей, а обвиняя того же самого убійцу, рисуемъ его вмѣстилищемъ всѣхъ пороковъ. Называемъ, рисуемъ. Но, вѣдь, въ этомъ-то и заключается добросовѣстность исполненія нами нашихъ обязанностей. Было бы прямо дико, еслибы защитникъ обвинялъ своего кліента, а обвинитель обѣлялъ бы подсудимаго.
Повторяю, я вовсе не хочу писать панегирика тому сословію, къ которому имѣю честь принадлежать. Я хочу только объективно и безпристрастно выяснить истинное положеніе вещей.
Старый адвокатъ.
Б, письма объ адвокатахъ отъ дамъ.
Уважаемая редакція!
У насъ мелко плаваютъ, но и въ маломъ отражаются «великіе порывы». Адвокатъ, ветеранъ Ѳемиды, старый крючкотворъ, наполняетъ карманы, переполняя суды тяжбами; толкаетъ въ уголовщину, описываетъ до рубашки, разоряетъ до тла, а когда самому пришлось уплатить казенный штрафъ въ 25 руб., онъ выправилъ себѣ свидѣтельство, что-де такой-то — бѣдный человѣкъ, нигдѣ не служитъ, имущество принадлежитъ женѣ... Еще есть у насъ докторъ, дѣйствующій проще: напримѣръ, выудивъ за визиты и уложивъ паціента въ землю, онъ еще беретъ 10 р. за то, чтобы не сожигать вещей послѣ дифтеритнаго больного. Ужасъ — что за люди!
Астраханская жительница.
Да-съ, адвокатъ штука тонкая и при томъ всѣ законы наизустъ знаетъ. Иной, я такъ думаю, съ десятымъ томомъ и на свѣтъ-то Божій родится... право!..
Съ истиннымъ почтеніемъ имѣю честь пребыть къ вашимъ услугамъ московскій 2-й гильдіи купецъ,
Афанасій Широколобовъ
М. Г.!
Не будучи литераторомъ, я берусь, за перо, чтобы, по вашему приглашенію, написать нѣсколько словъ объ адвокатахъ.
Я не стану передавать вамъ о какомъ нибудь одномъ адвокатѣ, котораго я видѣлъ, но ограничусь нѣсколькими общими афоризмами:
— Языкъ адвоката — что твоя лопата: соръ разроетъ и яму выкопаетъ.
— Всякій спляшетъ, да не какъ скоморохъ; всякій совретъ, да не какъ присяжный повѣренный.
— Чужая душа потемки, адвокатская — уголовный лабиринтъ.
— Что хуже: отъ адвокатовъ или безъ адвокатовъ разориться? Послѣднее лучше: крови не испортишь.
Подписчикъ.
ПИСЬМО СТАРОЖИЛА.
Я ни съ докторами, ни съ адвокатами не знаюсь. Въ наше время ходатаи были по судейской части... ловко свое дѣло понимали, шельмы!
Былъ у меня сосѣдъ, Хайло-Мордановъ. Грызлись мы съ нимъ зубъ за зубъ, походя... ну, и судились!
Вотъ-съ, однажды и зашла въ мою картошку мордановская свинья. Мы ее сейчасъ въ хлѣвъ, а Морданову — герольда: сидитъ твоя чушка за потраву въ узахъ! Заплати, или смерть ей подъ ножемъ Прокопа Ляпунова!.. Но Жордановъ не заплатилъ, а призвалъ приказную крысу и настрочилъ жалобу: помѣщикъ-де села Поганки, Имрековъ, обманнымъ образомъ заманилъ къ себѣ въ гости свинью, мнѣ принадлежащую, и, томя оную свинью въ темницѣ, тѣмъ чинитъ мнѣ надругательство...
Я сейчасъ же тоже за приказной крысой: — Отписывайся!
— Съ перцемъ прикажете? — Валяй съ перцемъ! Онъ и отписалъ:
„На запросъ подлежащаго учрежденія помѣщику села Поганки, Имрекову, касательно свиньи Хайло- Морданова, помѣщикъ Имрековъ имѣетъ честь отвѣтить, что свиньи Морданова въ гости не звалъ и не позоветъ, пусть не надѣется, свинью Морданова въ хлѣвъ хотя и загналъ, но означенная свинья въ вышеупомянутомъ хлѣвѣ скорую смерть приняла отъ обжорства, ибо у меня, Имрекова, скотъ кормятъ до отвала, а у скота Морданова и трухъ въ рѣдкость. Поганки жена и своячена Морданова тайно пріѣзжали осматривать и ничего о своей домашней свиньѣ не слыхали, окромѣ того, что здѣсь сообщить честь имѣю. Къ сему помѣщикъ Имрековъ руку приложилъˮ.
Пріѣхалъ послѣ этого документа Хайло-Мордановъ на дуэль меня вызывать. Ну, мы съ нимъ оба на воздухъ въ рощѣ выстрѣлили... шипучаго выпили и помирились! Теперь обоимъ восьмой десятокъ идетъ... не до судовъ и адвокатовъ!
Помѣщикъ
Нафанаилъ Имрековъ. Милостивый Государь,
Г. Редакторъ!
Находясь вотъ уже шестой годъ пригвожденнымъ тяжкой болѣзнью собственныхъ ногъ къ кресламъ, которыя вольнонаемнымъ (о, времена! ) лакеемъ перевозятся съ мѣста на мѣсто на колесикахъ, я имѣлъ случай неоднократно размышлять, и потому не прочь подѣлиться съ вами, какъ съ благороднымъ дворяниномъ, своими умозаключеніями о такъ называемыхъ въ общежитіи адвокатахъ, а по нашему, по простому, ябедникахъ и крючкотворахъ. Скверная и неприличная порода! Говорятъ на всѣхъ языкахъ, и языкъ у нихъ словно безъ костей, а толку отъ нихъ, какъ отъ вольнонаемной прислуги, никакого, только для человѣка нашего круга одно разстройство. Напримѣръ, возьмите меня. Правда, та самая Палашка, изъ-за которой негодной дѣвки я такъ невинно и жестоко пострадалъ, была мною неоднократно сѣчена, но ни развратникомъ, ни тѣмъ паче изувѣромъ я никогда, благодареніе Богу, не былъ, а этотъ краснобай такимъ меня на судѣ облыжно обозвалъ и, за Палашку предстательствуя, отягчилъ мою участь. Чего я во вѣкъ этимъ ябедникамъ не забуду. Прилагая при семъ рубль, покорнѣйше прошу наложеннымъ платежемъ выслать мнѣ кузьмичевой травы, о которой сосѣди говорятъ, что употребленіе ея въ борьбѣ съ ревматизмомъ оказываетъ большую пользу.
Съ совершеннымъ почтеніемъ къ вамъ, милостивый государь, честь имѣю за симъ пребывать-Вашъ подписчикъ, отставной съ 1852 г. корнетъ
Иванъ Чурбанъ-Кнутовищевъ. М. Г.,
Г. Редакторъ!
Я вовсе не желаю писать панегирика тому почтенному сословію, къ которому имѣю честь самъ принадлежать. Но я прекрасно понимаю цѣль вашего «спеціальнаго» номера объ адвокатахъ и докторахъ: вы хотите осмѣять и насъ и докторовъ. Да, именно осмѣять, такъ какъ вы отлично знаете, какъ на названныя двѣ профессіи смотритъ наша публика. Доктора, конечно, такого осмѣянія заслуживаютъ (я, между прочимъ, могъ бы дать вамъ для этого преинтересный матерьялъ), но мы?! Вотъ, поэтому я и рѣшаюсь выступить теперь съ этимъ моимъ письмомъ.
Въ чемъ, собственно, обвиняютъ насъ, адвокатовъ? Обвиняютъ насъ, во-первыхъ, въ томъ, что мы беремъ на себя всякія дѣла безъ разбора. Беремъ, согласенъ. Но въ чемъ же здѣсь преступленіе? Вѣдь, не обвиняете же вы типографію, если опа печатаетъ дурную книгу, рядомъ съ хорошей, не обвиняете, вѣдь, и слесаря, если сегодня онъ дѣлаетъ ключъ для хозяина, а завтра для вора? Вы скажете, что мы должны всегда стоять на стражѣ истины и справедливости. Должны, согласенъ. Но укажите же намъ точную границу между истиной и неистиной, справедли
востью и несправедливостью. Гдѣ эта точная граница? Ея, вѣдь, нѣтъ. А разъ ея нѣтъ, то
чѣмъ же прикажете руководствоваться адвокату? Развѣ адвокатъ долженъ знать и то, чего нѣтъ?!. Наконецъ, истина, какъ знаетъ всякій ребенокъ, всегда торжествуетъ. А если истина торжествуетъ, слѣдовательно, никакой адвокатъ, какъ бы талантливъ онъ не былъ, никогда не выиграетъ неправаго дѣла. При чемъ же тогда адвокатская неразборчивость на дѣла? Адвокатъ возьмется за неправое дѣло, но неправое дѣло никогда правымъ не будетъ. Очевидно, адвокатъ проиграетъ такое дѣло, а проиграть неправое дѣло все равно, что способствовать торжеству праваго дѣла.
Во-вторыхъ, насъ обвиняютъ въ томъ, что мы склонны брать большіе гонорары даже за маленькія дѣла. Да, склонны. Но, вѣдь, мы беремъ не насильно. Мы беремъ только тогда, когда намъ даютъ. Ради самого Бога, неужели же брать то, что даютъ, составляетъ преступленіе?
Наконецъ, насъ еще обвиняютъ въ томъ, что мы склонны къ нарушенію довѣрія, къ растратѣ и, въ особенности, къ такъ называемому «убѣганію». Что можно возразить противъ такихъ ребяческихъ обвиненій? Стоитъ-ли даже возражать на нихъ? Можно сказать только одно: не требуйте отъ насъ ничего особеннаго, и вы не будете разочаровываться въ насъ. Мы такіе же люди, какъ и всѣ. И человѣкъ, сдѣлавшійся адвокатомъ, не перестаетъ быть человѣкомъ. Кромѣ того, если адвокатъ иногда и дѣлаетъ какіе-либо обороты съ деньгами кліента, то, вѣдь, отъ этого только выигрываетъ общее движеніе капиталовъ въ странѣ, Но если адвокатъ послѣ оборотовъ не уплачиваетъ слѣдуемыхъ кліенту деньги? О, если адвокатъ попадется, — въ такомъ случаѣ и говорить нечего! Такой адвокатъ — плохой адвокатъ, почти совсѣмъ не адвокатъ. Слѣдовательно, сословію за него отвѣчать нечего. Пусть онъ самъ отвѣчаетъ за себя!..
Говорятъ еще, что мы способны черное дѣлать бѣлымъ, а бѣлое чернымъ, — но вы сами понимаете, насколько подобное обвиненіе неосновательно! Чтобы вѣрить въ него, надо вѣрить и въ то, что всѣ люди глупы, умны же одни только адвокаты. Адвокаты, правда, не глупы, но не глупы и не адвокаты. Говорятъ еще, что мы, защищая убійцу, называемъ его образцомъ всѣхъ добродѣтелей, а обвиняя того же самого убійцу, рисуемъ его вмѣстилищемъ всѣхъ пороковъ. Называемъ, рисуемъ. Но, вѣдь, въ этомъ-то и заключается добросовѣстность исполненія нами нашихъ обязанностей. Было бы прямо дико, еслибы защитникъ обвинялъ своего кліента, а обвинитель обѣлялъ бы подсудимаго.
Повторяю, я вовсе не хочу писать панегирика тому сословію, къ которому имѣю честь принадлежать. Я хочу только объективно и безпристрастно выяснить истинное положеніе вещей.
Старый адвокатъ.
Б, письма объ адвокатахъ отъ дамъ.
Уважаемая редакція!
У насъ мелко плаваютъ, но и въ маломъ отражаются «великіе порывы». Адвокатъ, ветеранъ Ѳемиды, старый крючкотворъ, наполняетъ карманы, переполняя суды тяжбами; толкаетъ въ уголовщину, описываетъ до рубашки, разоряетъ до тла, а когда самому пришлось уплатить казенный штрафъ въ 25 руб., онъ выправилъ себѣ свидѣтельство, что-де такой-то — бѣдный человѣкъ, нигдѣ не служитъ, имущество принадлежитъ женѣ... Еще есть у насъ докторъ, дѣйствующій проще: напримѣръ, выудивъ за визиты и уложивъ паціента въ землю, онъ еще беретъ 10 р. за то, чтобы не сожигать вещей послѣ дифтеритнаго больного. Ужасъ — что за люди!
Астраханская жительница.