толпѣ знакомое личико... Пассажиры выходятъ изъ вагона гораздо скорѣе, чѣмъ входятъ въ него. Потомъ, прождавъ напрасно, я бѣгу снова черезъ опустѣвшіе вагоны и останавливаюсь у того диванчика, гдѣ она сидѣла. Запахъ духовъ еще держался въ этомъ уголкѣ. Я стою нѣкоторое время; на душѣ у меня тепло, грустно... Вдругъ вагонъ вздрогнулъ, — это прицѣпляли новый паровозъ, — я качнулся; затѣмъ произошло нѣчто совсѣмъ уже странное: на узенькомъ подоконничкѣ я увидалъ два колечка, одно съ бирюзой, а другое съ трефовымъ тузомъ изъ маленькихъ жемчужинъ. Несомнѣнно, это были ея кольца, но зачѣмъ они тутъ? Забыла она ихъ? Но какъ она могла позабыть ихъ? Быть можетъ, они надоѣли ей и она сняла ихъ, или — всего вѣрнѣе — передъ выходомъ изъ вагона она умывала руки? Теряясь въ догадкахъ, я бережно взялъ колечки и вышелъ на платформу.
Девятнадцать часовъ спустя я уже сопровождалъ № 1 на югъ, а черезъ сутки снова ѣхалъ со вторымъ номеромъ обратно. Встрѣтившій меня все тотъ-же помощникъ начальника станціи сдѣлалъ такое движеніе, какъ будто съ трудомъ проглотилъ что-то жесткое.
— А тутъ, братъ, цѣлая исторія... сказалъ онъ. Приходилъ какой-то артистъ къ начальнику... у васъ, говоритъ, барышня въ вагонѣ позабыла два кольца... Поднялъ всю контору. Мы ему говоримъ, что тѣ вагоны ужъ давно обратно ушли съ тринадцатымъ номеромъ и что мы тутъ не при чемъ, пиши пропало, а онъ саданулъ такую жалобу, что мое почтеніе... Найдешь — магарычъ получишь!
Я выпросилъ у жандарма ключъ отъ жалобной книги и пошелъ прочитать жалобу. Когда я отпи
ралъ конторку, руки у меня дрожали. Теперь у меня въ рукахъ былъ не простой ключъ, а ключъ къ ребусу, ключъ къ разгадкѣ той тайны, которая томила меня... Я приподнялъ завѣсу, скрывавшую отъ меня все и опустилъ ее съ сознаніемъ, что я уже знаю это все и что больше для меня ничего не нужно. Ее звали Елена Андреевна, она дочь статскаго совѣтника, ея адресъ — Садовая, домъ № 0, кв. 8... Чего-же еще больше?
Необъяснимая отвага овладѣла мною. Я взялъ извозчика, поѣхалъ въ магазинъ готоваго платья и на всѣ свои деньги купилъ себѣ прекрасную черную пару. Затѣмъ я помчался на Садовую. У меня было такое-же чувство, съ какимъ, вѣроятно, помѣщикъ проигрываетъ свое послѣднее имѣніе. Чортъ возьми, я дворянинъ, и если судьба загнала меня на желѣзную дорогу, то это еще не значитъ, что я никогда не былъ знакомъ съ черной парой!
Большой трехъ-этажный домъ съ зеркальными окнами въ бель-этажѣ. Три окна освѣщены краснымъ свѣтомъ, два — голубымъ, а два крайнія не освѣщены вовсе. Швейцаръ, съ мѣднымъ ободочкомъ на козырькѣ, распахиваетъ передо мною дверь, я поднимаюсь на второй этажъ и звоню. Лакей впускаетъ меня, снимаетъ пальто, идетъ обо мнѣ доложить, и затѣмъ я вхожу въ просторную комнату съ темными обоями. Посреди комнаты — массивный дубовый столъ, по стѣнамъ — золоченые стулья съ краснымъ атласомъ, въ углу наставлена масса тропическихъ растеній. Какъ тутъ, должно быть, живется тепло и хорошо!
Послышались торопливые шаги, маленькіе, очевидно женскіе, драпировка на двери заколыхалась, и вышла она, все такая-же прелестная, какъ и тогда въ вагонѣ, и еще на ходу протянула мнѣ руку. Голова у меня закружилась, сердце забилось,
я бросился къ ней и, все позабывъ, позабывъ даже представиться, протянулъ къ ней ея кольца... Она схватила меня за руки, благодарила, увѣряла меня, что я ей возвратилъ самыя дорогія для нея по воспоминаніямъ вещи и, позвонивъ, велѣла подать чаю. Начались разговоры, вошла потомъ maman, одѣтая въ темный бархатъ... Однимъ словомъ — волшебный сонъ, сказка изъ «тысячи одной ночи»!
— У васъ удивительно типичное лицо, сказала мнѣ Елена Андреевна часъ спустя, за чаемъ. Точно я васъ гдѣ-то встрѣчала...
— Совершенно вѣрно, мы встрѣчались съ вами, отвѣчалъ я. — Два раза и оба раза въ вагонѣ...
— А вамъ, вѣроятно, часто приходится ѣздить? спросила maman.
— Почти каждый день...
— Вѣроятно, по дѣламъ службы? Вы гдѣ служите? — Я оберъ-кондукторъ...
Затѣмъ почему-то наступило молчаніе. Барышня переглянулась съ матерью и вышла... Потомъ вышла и maman... Думаю: сидѣть, или уходить? И чего онѣ испугались? Что дурного въ словѣ оберъ-кондукторъ? Чортъ возьми, какое неловкое положеніе!
Но тутъ вошелъ лакей и знаками поманилъ меня къ себѣ. Я пошелъ за нимъ въ переднюю, онъ молча снялъ съ вѣшалки мое пальто, молча надѣлъ его на меня и распахнулъ передо мною дверь.
— Шляются тутъ... проворчалъ онъ, щелкая сзади меня ключемъ.
Я вышелъ на улицу.
Хлопьями падалъ мокрый снѣгъ и таялъ...
М. Богемскій.
Авось, это послужитъ къ обузданію гг. биржевиковъ, «играющихъ» тамъ, гдѣ слѣдовало бы серьезное дѣло дѣлать...
Текущій нашъ театральный репертуаръ опредѣлился. Это какіе-то сѣренькія будни, безъ просвѣта; подъ прозрачной мишурой виднѣется отблескъ пустой, безсодержательной жизни. Драма и опера точно сговорились перещеголять одна другую безцвѣтностью.
Опера попала въ «драматическое положеніе», а драма поетъ изъ «другой оперы»...
Старые пѣвцы отзвонили — и съ колокольни долой. «Испытанные» голоса охрипли и болѣютъ, а молодые «не подаютъ голоса». Большую оперу наполняютъ только мелодичные вздохи слушателей... Частная опера кормится новинками, а старые сюжеты являются голосомъ, вопіющимъ въ пустынѣ. Лучшія ноты теряются въ просторныхъ залахъ, какъ иныя дипломатическія ноты и холостые заряды.
Драма запѣла чужимъ голосомъ.
Серьезная драма отличается тѣмъ, что наноситъ серьезныя поврежденія публикѣ, какъ вывихъ челюстей и проч. Она убиваетъ наповалъ «убійственными» сюжетами, которые тащитъ за волосы съ чужестраннаго, или подбираетъ ихъ на рынкѣ современной драматургіи. Съ частной драмой выходитъ совершенная «комедія». Она ударилась въ смѣхотворство, точно ее кто-то назойливо и неустанно щекочетъ. Она старается насмѣшить до потери сознанія. Зрители, дѣйствительно, какъ древніе авгуры, не могутъ безъ смѣха смотрѣть другъ другу въ глаза. Это, можетъ быть, единственно жизненный фарсъ, среди безчисленныхъ чужеядныхъ выкроекъ, заполонившихъ сцену.
Увы и ахъ!... Впрочемъ, разъ опера и драма такъ дружны въ своемъ паденіи, отчего бы не дать оперѣ хорошихъ сюжетовъ, а драмѣ настоящій тонъ?...
Къ «САХАРНОМУ ВОПРОСУ».
Не странно-ль, размысливши строго, Что плодъ наблюденій таковъ:
Вкругъ сахарныхъ устъ очень много, И сахарныхъ мало головъ!..
МАЛЕНЬКІЯ ДЕРЗОСТИ.
— Отчего это у васъ въ бѣговомъ обществѣ казначей ушелъ?
— Отъ ничего.
— ?!?!
— Да, вѣдь, у насъ и въ казначействѣ-то «ничего», отъ ничего и ушелъ.
— Что вы скажете о «Гусѣ лапчатомъ»? — «Сухая» пьеса, хотя «воды» много.
— На то онъ и «гусь», чтобъ «сухимъ изъ воды выходить».
— Почему это цѣлыхъ двѣ недѣли нѣтъ думскихъ засѣданій?
— Дума думаетъ — о чемъ-бы ей подумать.
ПЛАЧЪ КРОКОДИЛА.
Былъ я прежде близокъ къ счастью, Жилъ безъ горя и тревогъ И своею хищной пастью
Поглощалъ все то, что могъ.
Не слыхалъ я бѣдныхъ стона, Но пришелъ незваный гость И въ параграфахъ закона
Въ зубы грызть мнѣ всунулъ кость.
Подавиться не желаю...
И, склоняясь предъ грозой, Грудь я въ горѣ обливаю
Крокодиловой слезой. Риѳмачевъ.
МАЛЕНЬКІЯ БІОГРАФІИ
ВЕЛИКИХЪ СОВРЕМЕННИКОВЪ.
Сарра Бернаръ.
Родная бабушка Мюра и прабабушка Мерилиза, двоюродная сестра Генриха Блокка, дочь покойнаго Кача и внучка Іоганна Гоффа. По части рекламы четырехъ сен-бернардовъ и восемь договъ съѣла. Ходила четыре раза кругомъ свѣта, спала въ гробу, дрессировала львовъ, занималась скульптурой, ѣла крокодиловъ, дралась на дуэли, смотрѣла на умирающихъ, баллотировалась въ
президенты Соединенныхъ Штатовъ, кокетничала съ рецензентами. Для рекламы имѣетъ при себѣ живую змѣю и внучку. Ради рекламы хотѣла выйти замужъ за Равашоля и усыновить Бисмарка. Имѣетъ во всѣхъ странахъ свѣта столько-же поклонниковъ, сколько и завистницъ. Ради рекламы спитъ на повѣсткахъ судебныхъ приставовъ. Ради рекламы собирается взаправду умереть на сценѣ. А если не умретъ, то подъ старость кончитъ тѣмъ, что откроетъ школу обмороковъ, истерикъ и смертей. «Бѣднымъ женамъ уроки даются безплатно».
Булдеріанъ.
Младочехъ, который по части опытности можетъ дать сто очковъ впередъ любому старочеху. Рожденъ въ музыкальномъ архивѣ, спалъ на Бетховенѣ, укрываясь Моцартомъ. Въ дѣтствѣ строилъ домики, вмѣсто картъ, изъ партитуръ. Отъ долговременной возни съ партитурами знаетъ ихъ всѣ наизусть. Знакомъ съ Бетховеномъ, Моцартомъ, Гайдномъ близко, какъ никто. Дирижируетъ безъ нотъ, «какъ по нотамъ». Въ партитурѣ не нуждается. Дирижоръ «съ заранѣе обдуманнымъ намѣреніемъ», но всегда «въ запальчивости и раздраженіи». Млѣетъ въ ріаnо, раскисаетъ въ pianissimo, грозитъ кулакомъ въ forte, а когда доходитъ до fortissimo, вскакиваетъ на дирижорскій стулъ. Дирижируетъ руками и ногами, кидается съ кулаками на духовые инструменты и для финальнаго аккорда прошибаетъ головою большой турецкій барабанъ. По преданію, г. Буллеріанъ родной сынъ того самаго Гоголевскаго учителя исторіи, который для науки жизни не щадилъ и, когда доходилъ до Александра Македонскаго, казенные стулья ломалъ.
БИРЖЕВЫМЪ ЗАЙЦАМЪ. Вы плодились, точно моль,
Безъ стыда;
Поубавитъ васъ контроль, Господа.
Отъ зари и до зари,
Такъ сказать,
Вѣдь, не вѣкъ же „пузыриˮ
Надувать?!
Девятнадцать часовъ спустя я уже сопровождалъ № 1 на югъ, а черезъ сутки снова ѣхалъ со вторымъ номеромъ обратно. Встрѣтившій меня все тотъ-же помощникъ начальника станціи сдѣлалъ такое движеніе, какъ будто съ трудомъ проглотилъ что-то жесткое.
— А тутъ, братъ, цѣлая исторія... сказалъ онъ. Приходилъ какой-то артистъ къ начальнику... у васъ, говоритъ, барышня въ вагонѣ позабыла два кольца... Поднялъ всю контору. Мы ему говоримъ, что тѣ вагоны ужъ давно обратно ушли съ тринадцатымъ номеромъ и что мы тутъ не при чемъ, пиши пропало, а онъ саданулъ такую жалобу, что мое почтеніе... Найдешь — магарычъ получишь!
Я выпросилъ у жандарма ключъ отъ жалобной книги и пошелъ прочитать жалобу. Когда я отпи
ралъ конторку, руки у меня дрожали. Теперь у меня въ рукахъ былъ не простой ключъ, а ключъ къ ребусу, ключъ къ разгадкѣ той тайны, которая томила меня... Я приподнялъ завѣсу, скрывавшую отъ меня все и опустилъ ее съ сознаніемъ, что я уже знаю это все и что больше для меня ничего не нужно. Ее звали Елена Андреевна, она дочь статскаго совѣтника, ея адресъ — Садовая, домъ № 0, кв. 8... Чего-же еще больше?
Необъяснимая отвага овладѣла мною. Я взялъ извозчика, поѣхалъ въ магазинъ готоваго платья и на всѣ свои деньги купилъ себѣ прекрасную черную пару. Затѣмъ я помчался на Садовую. У меня было такое-же чувство, съ какимъ, вѣроятно, помѣщикъ проигрываетъ свое послѣднее имѣніе. Чортъ возьми, я дворянинъ, и если судьба загнала меня на желѣзную дорогу, то это еще не значитъ, что я никогда не былъ знакомъ съ черной парой!
Большой трехъ-этажный домъ съ зеркальными окнами въ бель-этажѣ. Три окна освѣщены краснымъ свѣтомъ, два — голубымъ, а два крайнія не освѣщены вовсе. Швейцаръ, съ мѣднымъ ободочкомъ на козырькѣ, распахиваетъ передо мною дверь, я поднимаюсь на второй этажъ и звоню. Лакей впускаетъ меня, снимаетъ пальто, идетъ обо мнѣ доложить, и затѣмъ я вхожу въ просторную комнату съ темными обоями. Посреди комнаты — массивный дубовый столъ, по стѣнамъ — золоченые стулья съ краснымъ атласомъ, въ углу наставлена масса тропическихъ растеній. Какъ тутъ, должно быть, живется тепло и хорошо!
Послышались торопливые шаги, маленькіе, очевидно женскіе, драпировка на двери заколыхалась, и вышла она, все такая-же прелестная, какъ и тогда въ вагонѣ, и еще на ходу протянула мнѣ руку. Голова у меня закружилась, сердце забилось,
я бросился къ ней и, все позабывъ, позабывъ даже представиться, протянулъ къ ней ея кольца... Она схватила меня за руки, благодарила, увѣряла меня, что я ей возвратилъ самыя дорогія для нея по воспоминаніямъ вещи и, позвонивъ, велѣла подать чаю. Начались разговоры, вошла потомъ maman, одѣтая въ темный бархатъ... Однимъ словомъ — волшебный сонъ, сказка изъ «тысячи одной ночи»!
— У васъ удивительно типичное лицо, сказала мнѣ Елена Андреевна часъ спустя, за чаемъ. Точно я васъ гдѣ-то встрѣчала...
— Совершенно вѣрно, мы встрѣчались съ вами, отвѣчалъ я. — Два раза и оба раза въ вагонѣ...
— А вамъ, вѣроятно, часто приходится ѣздить? спросила maman.
— Почти каждый день...
— Вѣроятно, по дѣламъ службы? Вы гдѣ служите? — Я оберъ-кондукторъ...
Затѣмъ почему-то наступило молчаніе. Барышня переглянулась съ матерью и вышла... Потомъ вышла и maman... Думаю: сидѣть, или уходить? И чего онѣ испугались? Что дурного въ словѣ оберъ-кондукторъ? Чортъ возьми, какое неловкое положеніе!
Но тутъ вошелъ лакей и знаками поманилъ меня къ себѣ. Я пошелъ за нимъ въ переднюю, онъ молча снялъ съ вѣшалки мое пальто, молча надѣлъ его на меня и распахнулъ передо мною дверь.
— Шляются тутъ... проворчалъ онъ, щелкая сзади меня ключемъ.
Я вышелъ на улицу.
Хлопьями падалъ мокрый снѣгъ и таялъ...
М. Богемскій.
Авось, это послужитъ къ обузданію гг. биржевиковъ, «играющихъ» тамъ, гдѣ слѣдовало бы серьезное дѣло дѣлать...
Текущій нашъ театральный репертуаръ опредѣлился. Это какіе-то сѣренькія будни, безъ просвѣта; подъ прозрачной мишурой виднѣется отблескъ пустой, безсодержательной жизни. Драма и опера точно сговорились перещеголять одна другую безцвѣтностью.
Опера попала въ «драматическое положеніе», а драма поетъ изъ «другой оперы»...
Старые пѣвцы отзвонили — и съ колокольни долой. «Испытанные» голоса охрипли и болѣютъ, а молодые «не подаютъ голоса». Большую оперу наполняютъ только мелодичные вздохи слушателей... Частная опера кормится новинками, а старые сюжеты являются голосомъ, вопіющимъ въ пустынѣ. Лучшія ноты теряются въ просторныхъ залахъ, какъ иныя дипломатическія ноты и холостые заряды.
Драма запѣла чужимъ голосомъ.
Серьезная драма отличается тѣмъ, что наноситъ серьезныя поврежденія публикѣ, какъ вывихъ челюстей и проч. Она убиваетъ наповалъ «убійственными» сюжетами, которые тащитъ за волосы съ чужестраннаго, или подбираетъ ихъ на рынкѣ современной драматургіи. Съ частной драмой выходитъ совершенная «комедія». Она ударилась въ смѣхотворство, точно ее кто-то назойливо и неустанно щекочетъ. Она старается насмѣшить до потери сознанія. Зрители, дѣйствительно, какъ древніе авгуры, не могутъ безъ смѣха смотрѣть другъ другу въ глаза. Это, можетъ быть, единственно жизненный фарсъ, среди безчисленныхъ чужеядныхъ выкроекъ, заполонившихъ сцену.
Увы и ахъ!... Впрочемъ, разъ опера и драма такъ дружны въ своемъ паденіи, отчего бы не дать оперѣ хорошихъ сюжетовъ, а драмѣ настоящій тонъ?...
Къ «САХАРНОМУ ВОПРОСУ».
Не странно-ль, размысливши строго, Что плодъ наблюденій таковъ:
Вкругъ сахарныхъ устъ очень много, И сахарныхъ мало головъ!..
МАЛЕНЬКІЯ ДЕРЗОСТИ.
— Отчего это у васъ въ бѣговомъ обществѣ казначей ушелъ?
— Отъ ничего.
— ?!?!
— Да, вѣдь, у насъ и въ казначействѣ-то «ничего», отъ ничего и ушелъ.
— Что вы скажете о «Гусѣ лапчатомъ»? — «Сухая» пьеса, хотя «воды» много.
— На то онъ и «гусь», чтобъ «сухимъ изъ воды выходить».
— Почему это цѣлыхъ двѣ недѣли нѣтъ думскихъ засѣданій?
— Дума думаетъ — о чемъ-бы ей подумать.
ПЛАЧЪ КРОКОДИЛА.
Былъ я прежде близокъ къ счастью, Жилъ безъ горя и тревогъ И своею хищной пастью
Поглощалъ все то, что могъ.
Не слыхалъ я бѣдныхъ стона, Но пришелъ незваный гость И въ параграфахъ закона
Въ зубы грызть мнѣ всунулъ кость.
Подавиться не желаю...
И, склоняясь предъ грозой, Грудь я въ горѣ обливаю
Крокодиловой слезой. Риѳмачевъ.
МАЛЕНЬКІЯ БІОГРАФІИ
ВЕЛИКИХЪ СОВРЕМЕННИКОВЪ.
Сарра Бернаръ.
Родная бабушка Мюра и прабабушка Мерилиза, двоюродная сестра Генриха Блокка, дочь покойнаго Кача и внучка Іоганна Гоффа. По части рекламы четырехъ сен-бернардовъ и восемь договъ съѣла. Ходила четыре раза кругомъ свѣта, спала въ гробу, дрессировала львовъ, занималась скульптурой, ѣла крокодиловъ, дралась на дуэли, смотрѣла на умирающихъ, баллотировалась въ
президенты Соединенныхъ Штатовъ, кокетничала съ рецензентами. Для рекламы имѣетъ при себѣ живую змѣю и внучку. Ради рекламы хотѣла выйти замужъ за Равашоля и усыновить Бисмарка. Имѣетъ во всѣхъ странахъ свѣта столько-же поклонниковъ, сколько и завистницъ. Ради рекламы спитъ на повѣсткахъ судебныхъ приставовъ. Ради рекламы собирается взаправду умереть на сценѣ. А если не умретъ, то подъ старость кончитъ тѣмъ, что откроетъ школу обмороковъ, истерикъ и смертей. «Бѣднымъ женамъ уроки даются безплатно».
Булдеріанъ.
Младочехъ, который по части опытности можетъ дать сто очковъ впередъ любому старочеху. Рожденъ въ музыкальномъ архивѣ, спалъ на Бетховенѣ, укрываясь Моцартомъ. Въ дѣтствѣ строилъ домики, вмѣсто картъ, изъ партитуръ. Отъ долговременной возни съ партитурами знаетъ ихъ всѣ наизусть. Знакомъ съ Бетховеномъ, Моцартомъ, Гайдномъ близко, какъ никто. Дирижируетъ безъ нотъ, «какъ по нотамъ». Въ партитурѣ не нуждается. Дирижоръ «съ заранѣе обдуманнымъ намѣреніемъ», но всегда «въ запальчивости и раздраженіи». Млѣетъ въ ріаnо, раскисаетъ въ pianissimo, грозитъ кулакомъ въ forte, а когда доходитъ до fortissimo, вскакиваетъ на дирижорскій стулъ. Дирижируетъ руками и ногами, кидается съ кулаками на духовые инструменты и для финальнаго аккорда прошибаетъ головою большой турецкій барабанъ. По преданію, г. Буллеріанъ родной сынъ того самаго Гоголевскаго учителя исторіи, который для науки жизни не щадилъ и, когда доходилъ до Александра Македонскаго, казенные стулья ломалъ.
БИРЖЕВЫМЪ ЗАЙЦАМЪ. Вы плодились, точно моль,
Безъ стыда;
Поубавитъ васъ контроль, Господа.
Отъ зари и до зари,
Такъ сказать,
Вѣдь, не вѣкъ же „пузыриˮ
Надувать?!