1892 г., — 22 ноября, №. 46
ГОДЪ ХХѴIII.
ГОДЪ XXVIII
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 р., с доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп.; съ пе
рес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ почтоваго союза 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получают премію: Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ У разносчиковъ — по 20 коп.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ:
Москва, Тверская, д. Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп., послѣ 1 іюля — 80 коп.
этому № прилагается добавочныя 3/4 листа.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Тройственный союзъ расползается по швамъ, какъ сшитая на живую нитку хламида, достаточно истрепанная и поношеная.
Классическая группа, поставленная на пьедесталъ, для вящей славы нѣмецкаго фатерланда, вышла хрупкою, зданіемъ, построеннымъ на пескѣ.
Дружба, по житейскому правилу, основалась на карманномъ опустошеніи, и участники не знаютъ, какъ избавиться другъ отъ друга. Связанные разорительными узами, они открещиваются, барахтаются, проваливаются, задыхаясь въ клещахъ умопомрачающихъ кредитовъ, и падаютъ — «въ полной боевой готовности» — побѣжденными...
А лига мира постепенно превращается въ лигу раздора.
Столь нашумѣвшее «тріо», какъ извѣстно, создалось на двухъ мотивахъ: тянуться въ струнку и держать въ струнѣ другихъ.
Но участники до тѣхъ поръ тянулись, пока изъ себя жилы повытянули, и главный запѣвало одинъ остался на стражѣ пустыхъ кармановъ.
Вмѣсто союзниковъ оказались два тощихъ и обезсиленныхъ субъекта, которые «достаточно вооружены» развѣ терпѣніемъ.
Партнеры подтягивали, пока не надорвались, и больше «не подаютъ голосовъ». На всѣ сладкія увѣщанія германской сирены они прямо отвѣчаютъ: «хочешь — любишь, хочешь — нѣтъ, ни копѣйки денегъ нѣтъ».
У сирены же неизмѣнно имѣются въ наличности два затылка (два фронта), и оба чешутся. Приходится возложить на себя «вооруженное бремя», работая въ тройственномъ союзѣ одной за троихъ. Нѣмецкіе же карманы, не желая, чортъ возьми, трещать во славу друзей, вопіютъ «караулъ! » И политики должны брататься съ нечистой силой да намозоливать себѣ языки, чтобы вымаливать гроши...
Грозная на видъ группа, созданная «желѣзнымъ канцлеромъ», вѣроятно, попадетъ, въ «полномъ вооруженіи», въ компанію къ «оловяннымъ
солдатикамъ». Дѣтище, по примѣру родителя, стремится въ отставку, и, по всѣмъ видимостямъ, ему не дожить до «призывнаго возраста»...
Лодзь и Москва.
Лодзь — это лягушка, раздувшаяся до вола, котораго чуть не валитъ съ ногъ. Пока московскіе фабриканты храпѣли во всѣ завертки, промышляя апатіей да бездѣльемъ, выросъ кипучій муравейникъ, съ милліонными оборотами. Колеса машинныя гремятъ и въ нихъ не суютъ палокъ, фабричный дымъ не застилаетъ истинныхъ интересовъ, и въ громадныя трубы не вылетаютъ хозяева.
Москвичъ привыкъ жить по старинѣ и знай душитъ потребителя цѣнами. Купецъ боится новшествъ, какъ купчиха жупела, и ограничиваетъ промышленность полученіемъ барышей, предоставляя дѣлу отлежаться. Дѣло не волкъ, въ лѣсъ не убѣжитъ. Онъ загромождаетъ склады и ждетъ, пока потребитель къ нему попадетъ, какъ жареный рябчикъ въ ротъ. Анъ рябчики-то перехватываются ловкими руками, и онъ такъ и остается съ открытымъ ртомъ...
Лодзинецъ, человѣкъ труда, явился безъ всякихъ традицій, только съ мозолистыми руками, энергіей и наукой. Нашъ фабрикантъ знаетъ одинъ трудъ на собственное благоутробіе и трудится надъ одной наукой наживы. Машины скрипятъ, какъ немазаныя телѣги, паровые котлы парятъ по всѣмъ заплатамъ, работа валитъ черезъ пень колоду. Лодзинецъ разъѣзжаетъ за границу, чтобы пополнить знанія; нашъ фабрикантъ ѣздитъ опоражнивать карманы. Одинъ вникаетъ, заимствуетъ, совершенствуется; другой отдувается, поглаживаетъ бороду и заплываетъ жиромъ. Пока тотъ претъ, усердствуетъ и напираетъ, этотъ требуетъ поддержки...
Опереточная географія.
(Вмѣсто провинціальнаго фельетона). Садитесь вотъ здѣсь и будемъ болтать.
— Но мнѣ нужно писать провинціаль
ный фельетонъ для «Будильника». — Вамъ? Провинціальный? Фельетонъ?
— Что-жъ такого? Вѣдь, я фельетонистъ.
— Вы слишкомъ фельетонистъ. Вамъ, объярившемуся, проомонившемуся, изпарадизившемуся москвичу, — и вдругъ писать о провинціи!!! Ха, ха, ха! Да я увѣрена, что вы не знаете даже на какой рѣкѣ стоитъ Кіевъ.
— Позвольте, но, вѣдь, я училъ-же географію. — Ахъ, географія — вздоръ. Я тоже прежде, чѣмъ сдѣлаться опереточной примадонной, — учила географію. И все оказалось вздоромъ. Въ Одессѣ, по географіи, значатся только каменноломни, — а я тамъ нашла очень недурныя залежи брилліантовъ. Золото, по географіи, добывается въ Алтаѣ, а по моему — въ Кіевѣ.
— Вы сдѣлали нѣсколько очень важныхъ открытій.
— Ого! Еще-бы! Когда вамъ нужно будетъ писать провинціальный фельетонъ и вы захотите узнать характеръ какого-нибудь города, — обращайтесь ко мнѣ.
— Вы судите...
— О каждомъ городѣ но его меценатамъ. Только такимъ образомъ и можно сдѣлать нѣсколько очень вѣрныхъ характеристикъ. Харьковъ — милъ и добродушенъ; Одесса — суха, мелочна, меркантильно-разсчетлива, настоящій городъ
купли-продажи; Кіевъ — гостепріименъ и щедръ; но городъ душа на распашку — настоящій городъ милѣйшихъ людей — это все-таки Тифлисъ.
— Вы говорите все о югѣ.
— Только о немъ и стоитъ говорить. Я дѣлю Россію на три полосы: сѣверную, среднюю и южную, — неопереточную, пережившую оперетку и настоящую опереточную — это югъ. Люди полны силъ, энергіи, жизни. Они еще не потеряли способности увлекаться и канканировать въ душѣ. Вы, люди средней полосы, немного много жили. Для васъ — «смотрите здѣсь, взгляните тамъ», — ужъ институтская пѣсенка. Вы ничего не ѣдите безъ кабуля и зѣваете въ театрѣ, гдѣ нѣтъ шансонетки, настоящей шансонетки!!! Васъ уже не можетъ удовлетворить оперетка, — эта бѣдная «французская горчица», которою объѣдались ваши дѣды и которую, въ простотѣ душевной, находили «очень, чортъ возьми, пикантной». Что касается до сѣвера, — то это дѣвственная страна, еще не тронутая опереткой. Я думаю какъ нибудь погастролировать въ Архангельскѣ...
— И тогда вы смѣло можете написать «Настольную географію Россіи для опереточныхъ примадоннъ».
— Почему и нѣтъ? Краткія характеристики городовъ, публики, нѣсколько очень практическихъ указаній.
— Напримѣръ?
— Пріѣзжая въ Харьковъ, не давать съ дороги телеграмму ни въ одну гостиницу, чтобъ вамъ оставили номеръ.
— Но вы рискуете...
— Ничѣмъ. Объ вашемъ пріѣздѣ знаютъ за
ранѣе. Васъ встрѣчаютъ на вокзалѣ. Мѣстные меценаты васъ ужъ ждали. Банкиръ хватаетъ васъ подъ руку, водопроводчикъ подноситъ вамъ букетъ, милѣйшій и добрѣйшій повѣренный, комиссіонеръ, онъ-же корреспондентъ, душа туземнаго общества, подхватываетъ на руки вашу собаченку, — и этотъ кортежъ направляется на встрѣчу меценату, у котораго есть свои гостиницы. Онъ, — простите, — немножко опоздалъ, но это случилось потому, что онъ лично наблюдалъ за устройствомъ для васъ самаго лучшаго номера въ его гостиницѣ. Вы не успѣли переодѣться, какъ къ вамъ является меценатъ-докторъ, освѣдомляется о здоровьѣ, больны вы или нѣть — все равно — прописываетъ вамъ какихъ-то превкусныхъ порош
ковъ и тутъ-же, пользуясь случаемъ, представляетъ вамъ своихъ двухъ братьевъ, тоже меценатовъ. Соединившись вмѣстѣ, они везутъ васъ ужинать къ Просперу. Ахъ, какъ готовитъ этотъ Просперъ!!! И затѣмъ кататься въ Сокольники. Непремѣнно въ Сокольники. По моему, эти Сокольники — ужасная гадость, — но это туземная гордость. Ѣдешь, потому-что жаль было-бы обидѣть этихъ милыхъ людей. Вы знаете, одинъ изъ нихъ до того мной увлекся, что однажды палъ на колѣни: «позвольте, говоритъ, — я васъ удочерю! Жениться я, говоритъ, — не могу, но мнѣ хотѣлось-бы, чтобъ вы носили мою фамилію». Это предобрый народъ, который цѣлый день закармливаетъ васъ, какъ каплуна, является изъ перваго ряда за кулисы съ шампанскимъ и подноситъ вамъ столько вѣнковъ, цвѣтовъ и прочей зелени, словно вы не примадонна, а корова!
— А брилліанты?
ГОДЪ ХХѴIII.
ГОДЪ XXVIII
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 р., с доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп.; съ пе
рес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ почтоваго союза 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получают премію: Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ У разносчиковъ — по 20 коп.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ:
Москва, Тверская, д. Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп., послѣ 1 іюля — 80 коп.
этому № прилагается добавочныя 3/4 листа.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Тройственный союзъ расползается по швамъ, какъ сшитая на живую нитку хламида, достаточно истрепанная и поношеная.
Классическая группа, поставленная на пьедесталъ, для вящей славы нѣмецкаго фатерланда, вышла хрупкою, зданіемъ, построеннымъ на пескѣ.
Дружба, по житейскому правилу, основалась на карманномъ опустошеніи, и участники не знаютъ, какъ избавиться другъ отъ друга. Связанные разорительными узами, они открещиваются, барахтаются, проваливаются, задыхаясь въ клещахъ умопомрачающихъ кредитовъ, и падаютъ — «въ полной боевой готовности» — побѣжденными...
А лига мира постепенно превращается въ лигу раздора.
Столь нашумѣвшее «тріо», какъ извѣстно, создалось на двухъ мотивахъ: тянуться въ струнку и держать въ струнѣ другихъ.
Но участники до тѣхъ поръ тянулись, пока изъ себя жилы повытянули, и главный запѣвало одинъ остался на стражѣ пустыхъ кармановъ.
Вмѣсто союзниковъ оказались два тощихъ и обезсиленныхъ субъекта, которые «достаточно вооружены» развѣ терпѣніемъ.
Партнеры подтягивали, пока не надорвались, и больше «не подаютъ голосовъ». На всѣ сладкія увѣщанія германской сирены они прямо отвѣчаютъ: «хочешь — любишь, хочешь — нѣтъ, ни копѣйки денегъ нѣтъ».
У сирены же неизмѣнно имѣются въ наличности два затылка (два фронта), и оба чешутся. Приходится возложить на себя «вооруженное бремя», работая въ тройственномъ союзѣ одной за троихъ. Нѣмецкіе же карманы, не желая, чортъ возьми, трещать во славу друзей, вопіютъ «караулъ! » И политики должны брататься съ нечистой силой да намозоливать себѣ языки, чтобы вымаливать гроши...
Грозная на видъ группа, созданная «желѣзнымъ канцлеромъ», вѣроятно, попадетъ, въ «полномъ вооруженіи», въ компанію къ «оловяннымъ
солдатикамъ». Дѣтище, по примѣру родителя, стремится въ отставку, и, по всѣмъ видимостямъ, ему не дожить до «призывнаго возраста»...
Лодзь и Москва.
Лодзь — это лягушка, раздувшаяся до вола, котораго чуть не валитъ съ ногъ. Пока московскіе фабриканты храпѣли во всѣ завертки, промышляя апатіей да бездѣльемъ, выросъ кипучій муравейникъ, съ милліонными оборотами. Колеса машинныя гремятъ и въ нихъ не суютъ палокъ, фабричный дымъ не застилаетъ истинныхъ интересовъ, и въ громадныя трубы не вылетаютъ хозяева.
Москвичъ привыкъ жить по старинѣ и знай душитъ потребителя цѣнами. Купецъ боится новшествъ, какъ купчиха жупела, и ограничиваетъ промышленность полученіемъ барышей, предоставляя дѣлу отлежаться. Дѣло не волкъ, въ лѣсъ не убѣжитъ. Онъ загромождаетъ склады и ждетъ, пока потребитель къ нему попадетъ, какъ жареный рябчикъ въ ротъ. Анъ рябчики-то перехватываются ловкими руками, и онъ такъ и остается съ открытымъ ртомъ...
Лодзинецъ, человѣкъ труда, явился безъ всякихъ традицій, только съ мозолистыми руками, энергіей и наукой. Нашъ фабрикантъ знаетъ одинъ трудъ на собственное благоутробіе и трудится надъ одной наукой наживы. Машины скрипятъ, какъ немазаныя телѣги, паровые котлы парятъ по всѣмъ заплатамъ, работа валитъ черезъ пень колоду. Лодзинецъ разъѣзжаетъ за границу, чтобы пополнить знанія; нашъ фабрикантъ ѣздитъ опоражнивать карманы. Одинъ вникаетъ, заимствуетъ, совершенствуется; другой отдувается, поглаживаетъ бороду и заплываетъ жиромъ. Пока тотъ претъ, усердствуетъ и напираетъ, этотъ требуетъ поддержки...
Опереточная географія.
(Вмѣсто провинціальнаго фельетона). Садитесь вотъ здѣсь и будемъ болтать.
— Но мнѣ нужно писать провинціаль
ный фельетонъ для «Будильника». — Вамъ? Провинціальный? Фельетонъ?
— Что-жъ такого? Вѣдь, я фельетонистъ.
— Вы слишкомъ фельетонистъ. Вамъ, объярившемуся, проомонившемуся, изпарадизившемуся москвичу, — и вдругъ писать о провинціи!!! Ха, ха, ха! Да я увѣрена, что вы не знаете даже на какой рѣкѣ стоитъ Кіевъ.
— Позвольте, но, вѣдь, я училъ-же географію. — Ахъ, географія — вздоръ. Я тоже прежде, чѣмъ сдѣлаться опереточной примадонной, — учила географію. И все оказалось вздоромъ. Въ Одессѣ, по географіи, значатся только каменноломни, — а я тамъ нашла очень недурныя залежи брилліантовъ. Золото, по географіи, добывается въ Алтаѣ, а по моему — въ Кіевѣ.
— Вы сдѣлали нѣсколько очень важныхъ открытій.
— Ого! Еще-бы! Когда вамъ нужно будетъ писать провинціальный фельетонъ и вы захотите узнать характеръ какого-нибудь города, — обращайтесь ко мнѣ.
— Вы судите...
— О каждомъ городѣ но его меценатамъ. Только такимъ образомъ и можно сдѣлать нѣсколько очень вѣрныхъ характеристикъ. Харьковъ — милъ и добродушенъ; Одесса — суха, мелочна, меркантильно-разсчетлива, настоящій городъ
купли-продажи; Кіевъ — гостепріименъ и щедръ; но городъ душа на распашку — настоящій городъ милѣйшихъ людей — это все-таки Тифлисъ.
— Вы говорите все о югѣ.
— Только о немъ и стоитъ говорить. Я дѣлю Россію на три полосы: сѣверную, среднюю и южную, — неопереточную, пережившую оперетку и настоящую опереточную — это югъ. Люди полны силъ, энергіи, жизни. Они еще не потеряли способности увлекаться и канканировать въ душѣ. Вы, люди средней полосы, немного много жили. Для васъ — «смотрите здѣсь, взгляните тамъ», — ужъ институтская пѣсенка. Вы ничего не ѣдите безъ кабуля и зѣваете въ театрѣ, гдѣ нѣтъ шансонетки, настоящей шансонетки!!! Васъ уже не можетъ удовлетворить оперетка, — эта бѣдная «французская горчица», которою объѣдались ваши дѣды и которую, въ простотѣ душевной, находили «очень, чортъ возьми, пикантной». Что касается до сѣвера, — то это дѣвственная страна, еще не тронутая опереткой. Я думаю какъ нибудь погастролировать въ Архангельскѣ...
— И тогда вы смѣло можете написать «Настольную географію Россіи для опереточныхъ примадоннъ».
— Почему и нѣтъ? Краткія характеристики городовъ, публики, нѣсколько очень практическихъ указаній.
— Напримѣръ?
— Пріѣзжая въ Харьковъ, не давать съ дороги телеграмму ни въ одну гостиницу, чтобъ вамъ оставили номеръ.
— Но вы рискуете...
— Ничѣмъ. Объ вашемъ пріѣздѣ знаютъ за
ранѣе. Васъ встрѣчаютъ на вокзалѣ. Мѣстные меценаты васъ ужъ ждали. Банкиръ хватаетъ васъ подъ руку, водопроводчикъ подноситъ вамъ букетъ, милѣйшій и добрѣйшій повѣренный, комиссіонеръ, онъ-же корреспондентъ, душа туземнаго общества, подхватываетъ на руки вашу собаченку, — и этотъ кортежъ направляется на встрѣчу меценату, у котораго есть свои гостиницы. Онъ, — простите, — немножко опоздалъ, но это случилось потому, что онъ лично наблюдалъ за устройствомъ для васъ самаго лучшаго номера въ его гостиницѣ. Вы не успѣли переодѣться, какъ къ вамъ является меценатъ-докторъ, освѣдомляется о здоровьѣ, больны вы или нѣть — все равно — прописываетъ вамъ какихъ-то превкусныхъ порош
ковъ и тутъ-же, пользуясь случаемъ, представляетъ вамъ своихъ двухъ братьевъ, тоже меценатовъ. Соединившись вмѣстѣ, они везутъ васъ ужинать къ Просперу. Ахъ, какъ готовитъ этотъ Просперъ!!! И затѣмъ кататься въ Сокольники. Непремѣнно въ Сокольники. По моему, эти Сокольники — ужасная гадость, — но это туземная гордость. Ѣдешь, потому-что жаль было-бы обидѣть этихъ милыхъ людей. Вы знаете, одинъ изъ нихъ до того мной увлекся, что однажды палъ на колѣни: «позвольте, говоритъ, — я васъ удочерю! Жениться я, говоритъ, — не могу, но мнѣ хотѣлось-бы, чтобъ вы носили мою фамилію». Это предобрый народъ, который цѣлый день закармливаетъ васъ, какъ каплуна, является изъ перваго ряда за кулисы съ шампанскимъ и подноситъ вамъ столько вѣнковъ, цвѣтовъ и прочей зелени, словно вы не примадонна, а корова!
— А брилліанты?