По закону капризной природы
Такъ прекрасный рождается полъ, Что охотно затѣйливой моды
Надъ собой признаетъ произволъ.
Наши дамы во всемъ прогрессистки И на мѣстѣ имъ трудно стоять, А костюмы пріѣзжей артистки
Не даютъ имъ спокойно поспать.
День и ночь всё твердятъ о нарядѣ, Жажда новшествъ — ихъ вѣчный недугъ, Но отъ этой болѣзни въ накладѣ Остаются иль мужъ, или... другъ.
Бѣлый арапъ.
По TEATPAМЪ и УВЕСЕЛЕНIЯМЪ.
Наша частная опера подъ управленіемъ г. Прянишникова, на мѣдные гроши, только «товарищескими» усиліями, двигаетъ музыкальными горами... «Тангейзеръ» Вагнера, возможный только большому театру, большимъ средствамъ и большому оркестру, москвичи не могутъ услыхать на своей Большой сценѣ, а должны слушать эту «музыкальную прелесть» при болѣе скромной обстановкѣ... Немножко обидно для москвичей, но большая хвала г. Прянишникову и его «товарищамъ». Опера поставлена болѣе, чѣмъ прилично, выносишь большое музыкальное наслажденіе, хотя чувствуешь бѣдность во многихъ частностяхъ. Г. Михайловъ поетъ старательно, мѣстами съ увлеченіемъ, но онъ не Тангейзеръ... Впрочемъ, можетъ быть, мы очень требовательны потому, что видѣли въ этой роли въ Мюнхенѣ извѣстнаго любимца Вагнера, артиста Фогеля. Воль фрамъ-Гончаровъ поетъ красиво, но неопытенъ, какъ артистъ. Битерольфъ-Загоскинъ выразительно играетъ, но слабо поетъ. Вальтеръ-Сикачинскій съ пріятнымъ голосомъ, но поетъ нерѣшительно и портитъ впечатлѣніе. Германъ-Ильяшевичъ совсѣмъ на мѣстѣ, хотя тоже «не увѣренъи трусливъ. Елизавета — Г-жа Бруно отлично поетъ и отлично играетъ. Пастухъ — г-жа Миланова съ хорошимъ голосомъ и граціозна. Венера — г-жа Политова не граціозна и очень рѣзко поетъ. Хоры посредственны. Оркестръ слабъ «силами». Дирижоръ г. Прибикъ старается. Въ итогѣ, маленькія непріятности не могутъ помѣшать большому удовольствію — и оперу «Тангейзеръ» не только можно, но даже слѣдуетъ слушать...
«Знаменитый» Рейхманъ въ послѣднемъ симфоническомъ собраніи Филармоническаго Общества не оправдалъ надежды. Мы слушали прекраснаго баритона, который довольно своеобразно, чуть ли не фальшиво, поетъ, при томъ со всѣми нѣмецкими «атрибутами», непріятными для русскаго уха... Утѣшили публику пьянистъ г. Ульяницкій и «собственноручный композиторъ», бывшій ученикъ Филармоническаго училища, г. Калинниковъ, выступившій съ собственной сюитой. Въ ней очень мало самостоятельнаго, но хорошая компиляція уже даетъ задатки на хорошій музыкальный вкусъ новичка-композитора.
Г-жа Мондшейнъ для своего бенефиса въ театрѣ Корша познакомила публику съ драмой г. Яковлева — «Суди его Богъ». Это рядъ мелодраматическихъ эффектовъ, связанныхъ «обыкновенной исторіей», неимѣющей интереса новизны. Бенефиціантка исполнила главную роль. Артистка оправдывала свое имя: она не давала теплоты, но одинъ лишь лунный блескъ, который никого не согрѣлъ... Г-жа Мондшейнъ, по дарованію, очень напоминаетъ намъ прежнюю артистку театра Корша, г-жу Рыбчинскую, которая также оправдывала свое имя и во всѣхъ чувствительныхъ роляхъ оставалась красивой... рыбкой...
Неприсяжный рецензентъ.
Въ АЛЬБОМЪ.
Г-ну Хохлову.
(Посвященіе, найденное за кулисами Большого театра).
„Хохловъ нашъ самыхъ скверныхъ правилъ: „Когда не въ шутку занемогъ,
„Онъ замолчать насъ всѣхъ заставилъ „И хуже выдумать не могъ“...
Г-ну Преображенскому.
Голосъ мощный, голосъ зычный, Побѣждающій сердца,
Брать большой окладъ привычный, Но капризный безъ конца...
Г-ну Антоновскому.
Былъ всѣми признанъ и успѣшенъ
Вашъ каждый шагъ въ глазахъ Москвы, Но вашъ отъѣздъ отъ насъ поспѣшенъ И непріятенъ намъ, увы!..
САРРА БЕРНАРЪ.
(Изъ подслушанныхъ разговоровъ).
— Говорятъ, замѣчательно умираетъ!
— И, представьте, именно этимъ оживляетъ сборы.
Между купчихами:
— А все таки, Ненила Тихоновна, жаль, что не такъ я худа, какъ она.
— Полно, Марья Демьяновна, зачѣмъ вамъ эфто?
— Всячески, мужъ въ запоѣ не всегда попадалъ бы въ меня посудой.
— А я вамъ скажу, что моя тетка куда лучше умирала.
— Неужели?!
— Честное слово, натуральнѣе было. — На какой же сценѣ?
— Не на сценѣ, а въ больницѣ, батенька. Второй годъ, какъ похоронили.
Иже.
Г-жѣ СМОЛИНОЙ.
Васъ Питеръ встрѣтилъ благосклонно И на Москву роптать вамъ грѣхъ: У завсегдатаевъ Омона Завоевали вы успѣхъ...
Фигура есть и жанръ кокетки,
А въ этомъ... все для оперетки.
Лео.
ЧТО НОВАГО?
Между англичанами и афганцами маленькій «инцидентъ». Абдуррахманъ неосторожно сунулъ носъ въ англійскую «сферу вліянія», оказавъ поддержку непокорному хану Чотралы, за что получилъ «дружескій» щелчокъ.
Германскій центръ готовъ поддержать военный законопроектъ на условіи отмѣны закона противъ іезуитовъ. Это значитъ — къ военщинѣ прибавить іезуитства. Немножко много, какъ говоритъ нѣмецъ.
Паника венгерцевъ, изъ которыхъ никто до послѣдней минуты не былъ увѣренъ, что его не потребуютъ въ министры, улеглась: кабинетъ составленъ.
Изъ американскихъ положеній:
Ничего нѣтъ легче, какъ основать городъ. Нужно завести трактиръ, острогъ, больницу и налоги — люди немедленно явятся.
Министерство Лубе отцвѣло, неуспѣвши вырости. Этого мало. Французскія министерства такъ непрочны, что даже говорятъ о паденіи того министерства, которое еще не успѣло стать на ноги.
Французскіе министры падаютъ съ особымъ удовольствіемъ, точно имъ подстилаютъ мягкой соломы...
Говорили всѣ премьеру:
„Брось, Лубэ, свой мирный сонъ, А не то — твою карьеру
Въ пухъ и прахъ сотретъ Бриссонъ“...
Такъ и вышло... часъ заката Быстро близился, увы, И Французская палата
Стала вновь безъ головы...
Тутъ не будетъ опечатки, Коль напомню я опять,
Что министровъ, какъ перчатки, Любитъ галлъ перемѣнять...
Новый поэтикъ. СТЕНОГРАФИЧЕСКІЙ ОТЧЕТЪ
заграничнаго рабочаго митинга.
Душный залъ. Толпа. Шумъ.
Ораторъ. Господа, вы работники...
Всѣ. Очень хорошо! браво! слушайте!
Ораторъ (продолжая). — Да, работники... Всѣ. — Браво! браво!.. (Апплодисменты).
Ораторъ. — Повторяю: вы работники, и потому...
Всѣ. — Отлично! браво! Дайте ему говорить!
Ораторъ. —... и потому вы должны приняться за работу...
Всѣ. — Къ чорту! долой! вонъ!..
(Оратора вышвыриваютъ за дверь. Шумъ усиливается ).
НАРУЖНЫЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Парижъ. — Министерскіе портфели въ отчаяніи: ихъ избѣгаютъ, какъ заразы; а гг. министры ни на какія приманки не идутъ. Полнѣйшій кризисъ на министерскомъ рынкѣ.
Страсбургъ. — Военные часовые, для развитія воинственныхъ инстинктовъ, продолжаютъ подстрѣливать мирныхъ гражданъ. Въ видахъ особеннаго усердія часовыхъ, рѣшено допустить сокращеніе ихъ числа.
Лондонъ. — Вопросъ объ Угандѣ поконченъ: колонію рѣшено прикрыть правительственнымъ колпакомъ, чтобы избавить сосѣдей отъ соблазна.
Берлинъ. — Профессоръ Петтенкоферъ проглотилъ нѣсколько сотъ «запятыхъ», желая поставить точку къ теоріи Коха. Блюдо оказалось довольно легкимъ, но мало удовлетворяющимъ ученые «вкусы».
ВНУТРЕННІЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Оренбургъ. — Желѣзная дорога рѣшила не дробить наградныхъ денегъ, назначенныхъ кондукторамъ и машинистамъ, а предоставить ихъ крупными кушами «начальству». Но крайней мѣрѣ, оренбургскихъ желѣзнодорожниковъ не обвинятъ въ «мелочности».
Вольскъ. — Земцы рѣшили, вмѣсто наградныхъ медицинскому персоналу, «благодарить» его на словахъ: нельзя осквернять высокаго подвига презрѣннымъ металломъ...
Севастополь. — Городскія школы ютятся на задворкахъ, за то обзаводимся городскимъ собраніемъ, гдѣ «просвѣщеніе» будетъ на видномъ мѣстѣ.