за послѣднее время отъ безпорядковъ и неурядицъ.
— Да, только одна „фабрикація бомбъ процвѣтаетъ.
*
Счастливцы.
— Кто самые счастливые русскіе люди въ настоящее время?
— Чиновники, понятно! Они не могутъ имѣть никакихъ отношеній къ партіямъ и не должны читать никакихъ газетъ, кромѣ оффиціозныхъ, которыхъ читать не принято.
♦
Дороговизна.
— Всѣ жизненные продукты вздорожали, хлѣбъ, мясо... просто ужасно!
— Да, только сама жизнь стала дешевле пареной рѣпы.
Альтъ.
Передъ выборами.
Анархистъ - изувѣръ, Обновленецъ, ка-дэтъ,
Октябристъ и эсъ-эръ,—
Всѣ дивитъ хотятъ свѣтъ.
И зовутъ всѣ они: - О, Россія! приди!
Отдохнешь въ эти дни У меня на груди!
Всей душою любя, Дорогая моя,
Чудной сказкой тебя Убаюкаю я!..
Чертенокъ.
Замѣтки оптимиста.
Наконецъ, найдено вѣрное средство прогрессировать—это назадъ шагать. Чтобы двигаться впередъ, надо сдѣлать шагъ назадъ. Или итти задомъ напередъ, значитъ, итти по пути прогресса, увѣряютъ опытные люди. Эго новая гражданская шагистика. Сегодня шагъ,
завтра шагъ—и съ божьей помощью можно шагнуть въ удѣльно-вѣчевой періодъ и даже дальше.
Явились новые публицисты, получающіе казенные гонорары и построчныя. Очень хорошіе публицисты съ аттестатами отъ вѣрныхъ мѣстъ. Читающая публика гарантирована на случай газетной забастовки: эти писатели не забастуютъ. До сихъ поръ славились буттербродные рецензенты, теперь они обратились въ публицистовъ, дѣлающихъ большую политику.
Въ скоромъ времени, какъ сообщаютъ, во всѣхъ большихъ городахъ откроются ка
зенныя газеты. Въ родѣ казенныхъ винныхъ, съ отпускомъ на выносъ разрѣшенныхъ идей. Газеты будутъ вестись въ формѣ циркуляровъ за №,№, и гонорары будутъ выдаваться по ордерамъ.
Московская дума, нѣтъ-нѣтъ, да ударится въ политику. Она всегда имѣла къ ней влеченіе, какъ пьяница къ рюмкѣ, стараясь заглушить общественный долгъ передъ городомъ и бросаясь безъ разбора то влѣво, то вправо. Но въ „историческомъ засѣданіи дума превзошла себя, объявивъ войну „англичанкѣ“. Патріоты кричали ура и въ воздухъ картузы бросали. Ораторы лѣзли на трибуну и на стѣны. А, въ заключеніе, вышло то, чего не было и даже быть не могло.
А—тъ.
Тоже безработный.
(Вздохъ „поэта .)
Я прежде, нѣту словъ, Питался превосходно,
100,000 строкъ стиховъ Писалъ я ежегодно —
Но мода на стихи
Прошла—и я въ кручинѣ: Должно быть, за грѣхи Я безработный нынѣ!..
Въ антрактахъ.
— Что вы скажете о „Золотомъ рунѣ ? — Оно, пожалуй, не принесетъ золотого руна кассѣ Новаго театра.
*
— Совсѣмъ нѣтъ красавицъ!
— Не „театръ-ли Буффъ ихъ обобралъ? Тамъ обѣщаютъ,—букетъ красавицъ ...
♦
— А „Шерлокъ Холмсъ гастролировалъ въ Москвѣ безъ успѣха.
— Да, не то, что настоящій Шерлокъ Холмсъ, гастроли котораго всегда сопровождаетъ успѣхъ...
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
ОПТИМИСТЪ.—Удивительное дѣло! Чуть бюрократамъ было запрещено принимат) участіе въ оппозиціонныхъ партіяхъ, крайніе лѣвые чуть не зубами уцѣпились за бюрократовъ. Ну, что имъ бюрократы? Вѣдь, раньше, они на всей бюрократіи только собакъ не вѣшали!
Пессимистъ.—Да, да. Поистинѣ, удивительно! Очевидно, для крайнихъ лѣвыхъ пришли времена, когда, по пословицѣ— „и кошкѣ поклониться въ ножки !
— Чуденъ отецъ протопопъ!—говорили другіе.—Ну, хоть бы что-нибудь полезное сдѣлалъ, а то вдругъ взялъ да и разукрасилъ палку. И на что она ему серебряная Только развѣ для того, чтобы вводить въ соблазнъ бѣдноту да мазуриковъ разводить.
— Нѣтъ,—перебивали говорившихъ. — Мазурики то едва-ли до нея доберутся. Сказываютъ, протопопъ-то съ палкой не разлученъ. И днюетъ и ночуетъ вмѣстѣ. Служитъ ли обѣдню, а палка въ алтарѣ. Въ гостяхъ ли сидитъ, а палка возлѣ. Подика, и на улицѣ не очень-то ее отымешь. .
— Словомъ, - дивный жезлъ протопопа одно время былъ злобою дня нашего богоспасаемаго града. Затѣмъ, какъ и всегда въ такихъ случаяхъ бываетъ, поговорили— поговорили, да и перестали говорить, уступая житейскимъ бесѣдамъ на другія, болѣе новыя, темы. Къ тому же и попривыкли встрѣчать отца протопопа съ его „диковиннымъ жезломъ. Не угомонились лишь одни мазурики. Долго они втихомолку поглядывали на завидный пастырскій посошекъ и, наконецъ, порѣшили, что не миновать ему ихъ цѣпкихъ рукъ. Но какъ это устроить? Вотъ вопросъ, надъ которымъ требовалось хорошенько поразмыслить, тѣмъ болѣе, что въ этомъ случаѣ встрѣчалась помѣха... А помѣха заключалась въ томъ, что отецъ протопопъ всегда на народѣ. По улицамъ ли пойдетъ—кругомъ народъ Да и ходитъто онъ больше въ денную пору. Въ глухія мѣста не заходитъ. По ночамъ сидитъ больше дома. Если и выйдетъ куда попозже, то опятьтаки не одинъ, а съ кѣмъ-нибудь изъ церковниковъ. Про домъ его и говорить нечего.
Такія крѣпкія хоромы устроилъ — прямо какъ въ сказкахъ. За десятью замками и собакъ кругомъ не перечтешь.
Тутъ Петръ Петровичъ остановился, передохнулъ, закурилъ папироску, затѣмъ продолжалъ:
— А посохъ-то въ концѣ концовъ все-таки стибрили, притомъ уворовали его при курьезнѣйшихъ обстоятельствахъ. Шелъ какъто отецъ протопопъ въ праздникъ послѣ службы, днемъ, по людной улицѣ, одинъ. Вдругъ изъ-за угла выскакиваетъ мальчишка. Забѣгаетъ впереди протопопа и начинаетъ его дразнить. Ну, знаете — какъ обыкновенно дразнятъ уличные мальчишки. Подпрыгиваютъ, кривляются, гримасничаютъ, вертятся передъ носомъ. Такъ и тутъ. Дразнитъ его мальчишка. То языкъ ему покажетъ, то носъ сдѣлаетъ, то пальцами тычетъ чуть не въ самое лицо. Конечно, отецъ протопопъ возмущенъ и пораженъ. Неслыханная дерзость! Онъ, всѣми уважаемый главный соборный пастырь! Изъ себя такой видный, маститый старецъ. И вдругъ, какой-то молокососъ смѣетъ такъ нагло, публично, издѣваться надъ нимъ...
— Сгинь окаянный,—шепчетъ, весь побагровѣвъ отъ гнѣва, протопопъ. — Сгинь, пропади...
— Встрѣчные прохожіе въ изумленіи останавливаются. Вдругъ возлѣ протопопа появляется какой-то субъектъ. По виду не то торгашъ, не то прасолъ. Заступается за отца протопопа и съ крикомъ набрасывается на мальчишку.
— Чего лѣзешь, пострѣлъ? Вотъ я тебя...
Затѣмъ порывисто добавляетъ:
— Да вы его, батюшка, пуганули бы хорошенько палкой, чтобъ онъ, такой-сякой, и свѣта не взвидѣлъ. Вотъ такъ.
И съ этими словами незнакомецъ быстро хватаетъ у растерявшагося старца посохъ и, размахнувшись, хочетъ ударить имъ мальчишку. Тотъ изловчается и улепетываетъ. Незнакомецъ за нимъ. Мальчишка отъ него. Неизвѣстный, потрясая палкою и расталкивая встрѣчныхъ, бѣжитъ въ догонку...
— Вотъ погоди!—кричитъ онъ.—Ты отъ меня не увернешься. Ужъ я-те садану дубиной. — А самъ все дальше и дальше, пока, наконецъ, не исчезъ въ народѣ, юркнувъ куда-то въ сторону.
Тутъ только протопопъ опомнился и закричалъ:
Помогите. Ловите ихъ. Это жулики. Они унесли мой дорогой посохъ!
— Началъ собираться народъ. Сразу никто не сообразитъ, въ чемъ дѣло. Кто разспрашиваетъ, кто что-то поясняетъ. Всѣ шумятъ. А протопопъ мечется
— Православные, помогите! Догоните... Это жулики. Награжу... Только верните.
— Явился полицейскій. Далъ тревожный свистокъ. Сбѣжались городовые, дворники... За кѣмъ то погнались. Кричали — шумѣли. Да такъ ни съ чѣмъ и вернулись. А знаменитый протоіерейскій жезлъ, съ кованнымъ толстымъ серебромъ, такъ и канулъ безслѣдно и по днесь не отысканъ.
Ив. Бабанинъ.
— Да, только одна „фабрикація бомбъ процвѣтаетъ.
*
Счастливцы.
— Кто самые счастливые русскіе люди въ настоящее время?
— Чиновники, понятно! Они не могутъ имѣть никакихъ отношеній къ партіямъ и не должны читать никакихъ газетъ, кромѣ оффиціозныхъ, которыхъ читать не принято.
♦
Дороговизна.
— Всѣ жизненные продукты вздорожали, хлѣбъ, мясо... просто ужасно!
— Да, только сама жизнь стала дешевле пареной рѣпы.
Альтъ.
Передъ выборами.
Анархистъ - изувѣръ, Обновленецъ, ка-дэтъ,
Октябристъ и эсъ-эръ,—
Всѣ дивитъ хотятъ свѣтъ.
И зовутъ всѣ они: - О, Россія! приди!
Отдохнешь въ эти дни У меня на груди!
Всей душою любя, Дорогая моя,
Чудной сказкой тебя Убаюкаю я!..
Чертенокъ.
Замѣтки оптимиста.
Наконецъ, найдено вѣрное средство прогрессировать—это назадъ шагать. Чтобы двигаться впередъ, надо сдѣлать шагъ назадъ. Или итти задомъ напередъ, значитъ, итти по пути прогресса, увѣряютъ опытные люди. Эго новая гражданская шагистика. Сегодня шагъ,
завтра шагъ—и съ божьей помощью можно шагнуть въ удѣльно-вѣчевой періодъ и даже дальше.
Явились новые публицисты, получающіе казенные гонорары и построчныя. Очень хорошіе публицисты съ аттестатами отъ вѣрныхъ мѣстъ. Читающая публика гарантирована на случай газетной забастовки: эти писатели не забастуютъ. До сихъ поръ славились буттербродные рецензенты, теперь они обратились въ публицистовъ, дѣлающихъ большую политику.
Въ скоромъ времени, какъ сообщаютъ, во всѣхъ большихъ городахъ откроются ка
зенныя газеты. Въ родѣ казенныхъ винныхъ, съ отпускомъ на выносъ разрѣшенныхъ идей. Газеты будутъ вестись въ формѣ циркуляровъ за №,№, и гонорары будутъ выдаваться по ордерамъ.
Московская дума, нѣтъ-нѣтъ, да ударится въ политику. Она всегда имѣла къ ней влеченіе, какъ пьяница къ рюмкѣ, стараясь заглушить общественный долгъ передъ городомъ и бросаясь безъ разбора то влѣво, то вправо. Но въ „историческомъ засѣданіи дума превзошла себя, объявивъ войну „англичанкѣ“. Патріоты кричали ура и въ воздухъ картузы бросали. Ораторы лѣзли на трибуну и на стѣны. А, въ заключеніе, вышло то, чего не было и даже быть не могло.
А—тъ.
Тоже безработный.
(Вздохъ „поэта .)
Я прежде, нѣту словъ, Питался превосходно,
100,000 строкъ стиховъ Писалъ я ежегодно —
Но мода на стихи
Прошла—и я въ кручинѣ: Должно быть, за грѣхи Я безработный нынѣ!..
Въ антрактахъ.
— Что вы скажете о „Золотомъ рунѣ ? — Оно, пожалуй, не принесетъ золотого руна кассѣ Новаго театра.
*
— Совсѣмъ нѣтъ красавицъ!
— Не „театръ-ли Буффъ ихъ обобралъ? Тамъ обѣщаютъ,—букетъ красавицъ ...
♦
— А „Шерлокъ Холмсъ гастролировалъ въ Москвѣ безъ успѣха.
— Да, не то, что настоящій Шерлокъ Холмсъ, гастроли котораго всегда сопровождаетъ успѣхъ...
Изъ разговоровъ оптимиста и пессимиста.
ОПТИМИСТЪ.—Удивительное дѣло! Чуть бюрократамъ было запрещено принимат) участіе въ оппозиціонныхъ партіяхъ, крайніе лѣвые чуть не зубами уцѣпились за бюрократовъ. Ну, что имъ бюрократы? Вѣдь, раньше, они на всей бюрократіи только собакъ не вѣшали!
Пессимистъ.—Да, да. Поистинѣ, удивительно! Очевидно, для крайнихъ лѣвыхъ пришли времена, когда, по пословицѣ— „и кошкѣ поклониться въ ножки !
— Чуденъ отецъ протопопъ!—говорили другіе.—Ну, хоть бы что-нибудь полезное сдѣлалъ, а то вдругъ взялъ да и разукрасилъ палку. И на что она ему серебряная Только развѣ для того, чтобы вводить въ соблазнъ бѣдноту да мазуриковъ разводить.
— Нѣтъ,—перебивали говорившихъ. — Мазурики то едва-ли до нея доберутся. Сказываютъ, протопопъ-то съ палкой не разлученъ. И днюетъ и ночуетъ вмѣстѣ. Служитъ ли обѣдню, а палка въ алтарѣ. Въ гостяхъ ли сидитъ, а палка возлѣ. Подика, и на улицѣ не очень-то ее отымешь. .
— Словомъ, - дивный жезлъ протопопа одно время былъ злобою дня нашего богоспасаемаго града. Затѣмъ, какъ и всегда въ такихъ случаяхъ бываетъ, поговорили— поговорили, да и перестали говорить, уступая житейскимъ бесѣдамъ на другія, болѣе новыя, темы. Къ тому же и попривыкли встрѣчать отца протопопа съ его „диковиннымъ жезломъ. Не угомонились лишь одни мазурики. Долго они втихомолку поглядывали на завидный пастырскій посошекъ и, наконецъ, порѣшили, что не миновать ему ихъ цѣпкихъ рукъ. Но какъ это устроить? Вотъ вопросъ, надъ которымъ требовалось хорошенько поразмыслить, тѣмъ болѣе, что въ этомъ случаѣ встрѣчалась помѣха... А помѣха заключалась въ томъ, что отецъ протопопъ всегда на народѣ. По улицамъ ли пойдетъ—кругомъ народъ Да и ходитъто онъ больше въ денную пору. Въ глухія мѣста не заходитъ. По ночамъ сидитъ больше дома. Если и выйдетъ куда попозже, то опятьтаки не одинъ, а съ кѣмъ-нибудь изъ церковниковъ. Про домъ его и говорить нечего.
Такія крѣпкія хоромы устроилъ — прямо какъ въ сказкахъ. За десятью замками и собакъ кругомъ не перечтешь.
Тутъ Петръ Петровичъ остановился, передохнулъ, закурилъ папироску, затѣмъ продолжалъ:
— А посохъ-то въ концѣ концовъ все-таки стибрили, притомъ уворовали его при курьезнѣйшихъ обстоятельствахъ. Шелъ какъто отецъ протопопъ въ праздникъ послѣ службы, днемъ, по людной улицѣ, одинъ. Вдругъ изъ-за угла выскакиваетъ мальчишка. Забѣгаетъ впереди протопопа и начинаетъ его дразнить. Ну, знаете — какъ обыкновенно дразнятъ уличные мальчишки. Подпрыгиваютъ, кривляются, гримасничаютъ, вертятся передъ носомъ. Такъ и тутъ. Дразнитъ его мальчишка. То языкъ ему покажетъ, то носъ сдѣлаетъ, то пальцами тычетъ чуть не въ самое лицо. Конечно, отецъ протопопъ возмущенъ и пораженъ. Неслыханная дерзость! Онъ, всѣми уважаемый главный соборный пастырь! Изъ себя такой видный, маститый старецъ. И вдругъ, какой-то молокососъ смѣетъ такъ нагло, публично, издѣваться надъ нимъ...
— Сгинь окаянный,—шепчетъ, весь побагровѣвъ отъ гнѣва, протопопъ. — Сгинь, пропади...
— Встрѣчные прохожіе въ изумленіи останавливаются. Вдругъ возлѣ протопопа появляется какой-то субъектъ. По виду не то торгашъ, не то прасолъ. Заступается за отца протопопа и съ крикомъ набрасывается на мальчишку.
— Чего лѣзешь, пострѣлъ? Вотъ я тебя...
Затѣмъ порывисто добавляетъ:
— Да вы его, батюшка, пуганули бы хорошенько палкой, чтобъ онъ, такой-сякой, и свѣта не взвидѣлъ. Вотъ такъ.
И съ этими словами незнакомецъ быстро хватаетъ у растерявшагося старца посохъ и, размахнувшись, хочетъ ударить имъ мальчишку. Тотъ изловчается и улепетываетъ. Незнакомецъ за нимъ. Мальчишка отъ него. Неизвѣстный, потрясая палкою и расталкивая встрѣчныхъ, бѣжитъ въ догонку...
— Вотъ погоди!—кричитъ онъ.—Ты отъ меня не увернешься. Ужъ я-те садану дубиной. — А самъ все дальше и дальше, пока, наконецъ, не исчезъ въ народѣ, юркнувъ куда-то въ сторону.
Тутъ только протопопъ опомнился и закричалъ:
Помогите. Ловите ихъ. Это жулики. Они унесли мой дорогой посохъ!
— Началъ собираться народъ. Сразу никто не сообразитъ, въ чемъ дѣло. Кто разспрашиваетъ, кто что-то поясняетъ. Всѣ шумятъ. А протопопъ мечется
— Православные, помогите! Догоните... Это жулики. Награжу... Только верните.
— Явился полицейскій. Далъ тревожный свистокъ. Сбѣжались городовые, дворники... За кѣмъ то погнались. Кричали — шумѣли. Да такъ ни съ чѣмъ и вернулись. А знаменитый протоіерейскій жезлъ, съ кованнымъ толстымъ серебромъ, такъ и канулъ безслѣдно и по днесь не отысканъ.
Ив. Бабанинъ.