— Экое горе какое! У меня ужъ пять драмъ есть и всѣ въ пяти актахъ. Въ драмахъ по горло сижу: положеніе прямо драматическое. А комедійна нужна; веселенькая комедійка, акта въ три. Другъ мой, знаете, что я скажу вамъ?
— Что?
— Передѣлайте-ка вы драмочку-то свою въ комедійку; да изъ пяти актовъ сдѣлайте три. Ну, ихъ! Зачѣмъ плодить акты? Лишнее. Чѣмъ короче, тѣмъ веселѣй!
— Но помилуйте, это же, въ нѣкоторомъ родѣ, драма?!
— Ну, что жъ изъ того? А тогда, въ нѣкоторомъ родѣ, комедія будетъ.
И это еще хорошо, А къ другому антрепренеру сунешься, такъ онъ прямо посовѣтуетъ передѣлать на водевиль.
— Помилуйте, это же самое водевильное положеніе! Да тутъ драмой въ вашемъ сюжетѣ и не пахнетъ даже. А мнѣ кстати водевильчикъ нуженъ. Передѣлайте-ка вы драмуто на одноактный водевиль. Шикъ, а не водевиль, я вамъ скажу, будетъ.
Какъ вамъ покажется?
Дальше-съ. Допустимъ, что драму у васъ въ видѣ драмы, а не въ видѣ водевиля взяли. Самое благопріятное стеченіе обстоятельствъ допустимъ. И что же? Послѣ антрепренера начнутъ вашу драму режиссеръ, машинистъ и декораторъ въ рукахъ вертѣть и разнаго рода придирки строить:
— Голубчикъ, тутъ у васъ дѣйствіе въ корзинѣ воздушнаго шара происходитъ. Бросьте вы этотъ воздушный шаръ! Ну, его! Постановку усложняетъ.
— Да мнѣ же воздухъ нуженъ! И чтобы качка была.
— Ну, и пусть на качеляхъ качаются: и воздухъ, и качка есть. Или въ гамакѣ. Такой я вамъ гамачекъ закачу — объяденье!
Это вмѣсто воздушнаго шара-то гамачекъ? Каково?
Или еще:
— Тутъ у васъ бой быковъ на аренѣ назначенъ. Это невозможно!
— Но пьеса изъ испанской жизни — это такъ эффектно, чортъ возьми!
— Эффектно-то эффектно, не спорю, да въѣдетъ въ копеечку!
— Бой мнѣ положительно необходимъ!
— Ну, ежели необходимъ, бой-то можно устроить, только зачѣмъ же именно бой быковъ? Поставимъ пѣтушиный бой, и дѣло въ шляпѣ!
Какъ вамъ это нравится? Дѣйствіе драмы въ Испаніи и, вмѣсто боя быковъ, пѣтушиный бой! Охъ, тяжела ты шапка драматурга!
Или еще:
— Хоть у васъ дѣйствіе и на сѣверномъ полюсѣ происходитъ, а я заднюю декорацію съ пальмочками пущу.
— На сѣверномъ полюсѣ — съ пальмочками?! Караулъ!
— Декорація съ пальмочками есть, а вашъ сѣверный полюсъ заново писать придется. Да и какой онъ? Кто его знаетъ? Кто тамъ былъ? Можетъ, тамъ пальмочкамъ-то самый водъ? Предполагаютъ же тамъ ученые незамерзающее море. И мы, батенька, не лыкомъ шиты, и мы географію-то эту самую читали.
Дальше. Предположимъ благопріятнѣйшее
стеченіе обстоятельствъ: драму драмой взяли, на сѣверномъ полюсѣ пальмъ не растетъ и, вмѣсто боя быковъ, публикѣ пѣтушинаго боя не подносятъ. Играютъ вашу драму на генеральной репетиціи, а вы слушаете и за голову хватаетесь. Никто, кромѣ суфлера, двухъ словъ подрядъ вѣрно не говоритъ. Да и это еще не все. Написали вы драму стихами, а артисты чистѣйшей прозой со сцены говорятъ. А бываетъ и хуже. Стоитъ авторъ въ холодномъ поту и приговариваетъ:
— Боже мой, Боже! Вѣдь я драму-то прозой писалъ, а зачѣмъ же они стихами-то жарятъ?! Стихами-то зачѣмъ?!
Послушаетъ, послушаетъ да и сбѣжитъ. Вѣдь это что же? Вѣдь это оскорбленіе дѣйствіемъ. И не однимъ дѣйствіемъ, а пятью.
Вотъ отчего такъ часто за послѣднее время на вызовы объявляютъ со сцены:
— Автора въ театрѣ нѣтъ.
Не всякому хочется оскорбленію дѣйствіемъ подвергаться!
Теперь вы, конечно, поняли, легка или тяжела работа драматурга; и правъ или не правъ я былъ, говоря, что она много хуже каторжныхъ работъ.
Охъ, отъ нея не только изъ театра, изъ драматургіи сбѣжишь. Бѣглымъ каторжникомъ будешь! На письмахъ и визитныхъ карточкахъ писать будешь: „бѣглый каторжникъ (онъ же и драматургъ) Анкудимъ Шекспиренко-Мрачныйˮ. Ей-ей!..
Съ подлиннымъ вѣрно:
А. Грузинскій.
Для разсужденія и утѣшенія отводятся кратковременные „антракты-передышкиˮ, когда желающіе могутъ побаловаться философіей.
А лошадиное дѣло, основанное на секундахъ и рекордахъ, отшибетъ всякую мораль и всякую философію всегда за флагомъ оставитъ...
Московскій ломбардъ.
Это такое городское учрежденіе, откуда бѣгутъ самые безстрашные дѣятели. Нашъ городской ломбардъ — учрежденіе открытое, но полное таинственности...
О немъ такъ долго хлопотали, что забыли про его назначеніе и превратили въ пугало...
И вотъ теперь наша „Гора благотворенія“ причиняетъ гору заботъ думѣ, а объ убыткахъ только касса городская знаетъ...
Въ ломбардъ охотно идутъ москвичи совершать операціи, но руководить ломбардными операціями нѣтъ охотниковъ.
Съ уходомъ завѣдывавшаго, дума не можетъ найти замѣстителя. Такъ напугали ломбардные порядки людей, что въ его дебри калачами никого не заманишь.
Хороши, значитъ, правила и статуты, или путы и узы, связывающіе завѣдующаго, если ихъ вѣдать никто не хочетъ.
Что-же касается ломбардныхъ кліентовъ, то они не могутъ пробавляться „обструкціейˮ... Они идутъ туда, куда нужда ихъ гонитъ...
Около собакъ.
(На выставкѣ въ манежѣ).
— Посмотри, Петя, какой умный взглядъ у этого пойнтера...
— Что тутъ удивительнаго!.. Вѣдь здѣсь всѣ собаки дипломированныя, получившія „высшее собачье образованіеˮ...
— Почему вы вашему Милорду не позволяете глядѣть на Ивановскую Фифочку?
— Развѣ вы не видите, что у него уже три медали есть, а у нея ни одной?.. Онъ долженъ понимать свое положеніе...
— Я замѣчаю, Николай Герасимовичъ, вы
съ каждымъ годомъ все больше и больше любите собакъ...
— Потому, что я все больше и больше узнаю людей!..
А—ндръ.
Пускай ужъ у людей всѣхъ странъ Обычай — деспотъ и тиранъ,
Бѣда не въ томъ, бѣда безъ спора: — Обычай — глупости опора.
Нико-Ники.
Брызги пера,
— Содержаніе администраціи на моск. бѣгахъ стоитъ около 80, 000 рублей.
— Вотъ и говорите послѣ этого, что тотализаторъ никому ничего, кромѣ вреда, не приноситъ!
— Что вы скажете о пародіи на „Монну Ванну? ˮ
— Это, конечно, маргаринъ, но все же въ немъ очень немного сала...
— Ну, что, какова Сумбатовская „Измѣнаˮ? — Во славу Грузіи, автору можно простить измѣну его обычному драматическому направленію.
— Одна изъ кафешантанныхъ пѣвичекъ телеграфировала петербургскому антрепренеру: „безъ ручекъ не выхожу .
— Какъ это „безъ ручекъ ? — Двѣ руки на афишѣ.
— Ахъ, на афишѣ! А на сценѣ имъ гораздо нужнѣе ножки, чѣмъ ручки...
— Какъ прошелъ рефератъ Бальмонта объ Оскарѣ Уайльдѣ въ „Художественно-литературномъ кружкѣ ?
— Не безъ шика...
Репертуарная шутка.
— Хотите, милѣйшій антрепренеръ, имѣть вѣчный праздникъ? — Хочу.
— Поставьте „Вѣчный праздникъˮ.
— Гм... А если съ нимъ „у праздникаˮ останешься?!..
Одному изъ многихъ
ВЗЯЛЪ онъ призъ у жизни лихо, Чѣмъ — не трудно намъ понять. На колѣняхъ ползъ онъ тихо, Чтобъ скорѣй всѣхъ обогнать!
Cato.
Бесѣды Ив. Ив. съ Ив. Никифоровичемъ.
— Слышали, Иванъ Ивановичъ, петербургскій зоологическій садъ пострадалъ отъ наводненія?!
— Да, да, Иванъ Никифоровичъ; а вотъ московскій зоологическій садъ, наоборотъ, страдаетъ отъ того, что Москва относится къ нему черезъ-чуръ сухо...
Поклоны налѣво, направо
Отвѣшивай низко ты всѣмъ И скоро имѣть будешь право
Не кланяться людямъ совсѣмъ...
Чертенокъ.
— Что?
— Передѣлайте-ка вы драмочку-то свою въ комедійку; да изъ пяти актовъ сдѣлайте три. Ну, ихъ! Зачѣмъ плодить акты? Лишнее. Чѣмъ короче, тѣмъ веселѣй!
— Но помилуйте, это же, въ нѣкоторомъ родѣ, драма?!
— Ну, что жъ изъ того? А тогда, въ нѣкоторомъ родѣ, комедія будетъ.
И это еще хорошо, А къ другому антрепренеру сунешься, такъ онъ прямо посовѣтуетъ передѣлать на водевиль.
— Помилуйте, это же самое водевильное положеніе! Да тутъ драмой въ вашемъ сюжетѣ и не пахнетъ даже. А мнѣ кстати водевильчикъ нуженъ. Передѣлайте-ка вы драмуто на одноактный водевиль. Шикъ, а не водевиль, я вамъ скажу, будетъ.
Какъ вамъ покажется?
Дальше-съ. Допустимъ, что драму у васъ въ видѣ драмы, а не въ видѣ водевиля взяли. Самое благопріятное стеченіе обстоятельствъ допустимъ. И что же? Послѣ антрепренера начнутъ вашу драму режиссеръ, машинистъ и декораторъ въ рукахъ вертѣть и разнаго рода придирки строить:
— Голубчикъ, тутъ у васъ дѣйствіе въ корзинѣ воздушнаго шара происходитъ. Бросьте вы этотъ воздушный шаръ! Ну, его! Постановку усложняетъ.
— Да мнѣ же воздухъ нуженъ! И чтобы качка была.
— Ну, и пусть на качеляхъ качаются: и воздухъ, и качка есть. Или въ гамакѣ. Такой я вамъ гамачекъ закачу — объяденье!
Это вмѣсто воздушнаго шара-то гамачекъ? Каково?
Или еще:
— Тутъ у васъ бой быковъ на аренѣ назначенъ. Это невозможно!
— Но пьеса изъ испанской жизни — это такъ эффектно, чортъ возьми!
— Эффектно-то эффектно, не спорю, да въѣдетъ въ копеечку!
— Бой мнѣ положительно необходимъ!
— Ну, ежели необходимъ, бой-то можно устроить, только зачѣмъ же именно бой быковъ? Поставимъ пѣтушиный бой, и дѣло въ шляпѣ!
Какъ вамъ это нравится? Дѣйствіе драмы въ Испаніи и, вмѣсто боя быковъ, пѣтушиный бой! Охъ, тяжела ты шапка драматурга!
Или еще:
— Хоть у васъ дѣйствіе и на сѣверномъ полюсѣ происходитъ, а я заднюю декорацію съ пальмочками пущу.
— На сѣверномъ полюсѣ — съ пальмочками?! Караулъ!
— Декорація съ пальмочками есть, а вашъ сѣверный полюсъ заново писать придется. Да и какой онъ? Кто его знаетъ? Кто тамъ былъ? Можетъ, тамъ пальмочкамъ-то самый водъ? Предполагаютъ же тамъ ученые незамерзающее море. И мы, батенька, не лыкомъ шиты, и мы географію-то эту самую читали.
Дальше. Предположимъ благопріятнѣйшее
стеченіе обстоятельствъ: драму драмой взяли, на сѣверномъ полюсѣ пальмъ не растетъ и, вмѣсто боя быковъ, публикѣ пѣтушинаго боя не подносятъ. Играютъ вашу драму на генеральной репетиціи, а вы слушаете и за голову хватаетесь. Никто, кромѣ суфлера, двухъ словъ подрядъ вѣрно не говоритъ. Да и это еще не все. Написали вы драму стихами, а артисты чистѣйшей прозой со сцены говорятъ. А бываетъ и хуже. Стоитъ авторъ въ холодномъ поту и приговариваетъ:
— Боже мой, Боже! Вѣдь я драму-то прозой писалъ, а зачѣмъ же они стихами-то жарятъ?! Стихами-то зачѣмъ?!
Послушаетъ, послушаетъ да и сбѣжитъ. Вѣдь это что же? Вѣдь это оскорбленіе дѣйствіемъ. И не однимъ дѣйствіемъ, а пятью.
Вотъ отчего такъ часто за послѣднее время на вызовы объявляютъ со сцены:
— Автора въ театрѣ нѣтъ.
Не всякому хочется оскорбленію дѣйствіемъ подвергаться!
Теперь вы, конечно, поняли, легка или тяжела работа драматурга; и правъ или не правъ я былъ, говоря, что она много хуже каторжныхъ работъ.
Охъ, отъ нея не только изъ театра, изъ драматургіи сбѣжишь. Бѣглымъ каторжникомъ будешь! На письмахъ и визитныхъ карточкахъ писать будешь: „бѣглый каторжникъ (онъ же и драматургъ) Анкудимъ Шекспиренко-Мрачныйˮ. Ей-ей!..
Съ подлиннымъ вѣрно:
А. Грузинскій.
Для разсужденія и утѣшенія отводятся кратковременные „антракты-передышкиˮ, когда желающіе могутъ побаловаться философіей.
А лошадиное дѣло, основанное на секундахъ и рекордахъ, отшибетъ всякую мораль и всякую философію всегда за флагомъ оставитъ...
Московскій ломбардъ.
Это такое городское учрежденіе, откуда бѣгутъ самые безстрашные дѣятели. Нашъ городской ломбардъ — учрежденіе открытое, но полное таинственности...
О немъ такъ долго хлопотали, что забыли про его назначеніе и превратили въ пугало...
И вотъ теперь наша „Гора благотворенія“ причиняетъ гору заботъ думѣ, а объ убыткахъ только касса городская знаетъ...
Въ ломбардъ охотно идутъ москвичи совершать операціи, но руководить ломбардными операціями нѣтъ охотниковъ.
Съ уходомъ завѣдывавшаго, дума не можетъ найти замѣстителя. Такъ напугали ломбардные порядки людей, что въ его дебри калачами никого не заманишь.
Хороши, значитъ, правила и статуты, или путы и узы, связывающіе завѣдующаго, если ихъ вѣдать никто не хочетъ.
Что-же касается ломбардныхъ кліентовъ, то они не могутъ пробавляться „обструкціейˮ... Они идутъ туда, куда нужда ихъ гонитъ...
Около собакъ.
(На выставкѣ въ манежѣ).
— Посмотри, Петя, какой умный взглядъ у этого пойнтера...
— Что тутъ удивительнаго!.. Вѣдь здѣсь всѣ собаки дипломированныя, получившія „высшее собачье образованіеˮ...
— Почему вы вашему Милорду не позволяете глядѣть на Ивановскую Фифочку?
— Развѣ вы не видите, что у него уже три медали есть, а у нея ни одной?.. Онъ долженъ понимать свое положеніе...
— Я замѣчаю, Николай Герасимовичъ, вы
съ каждымъ годомъ все больше и больше любите собакъ...
— Потому, что я все больше и больше узнаю людей!..
А—ндръ.
Пускай ужъ у людей всѣхъ странъ Обычай — деспотъ и тиранъ,
Бѣда не въ томъ, бѣда безъ спора: — Обычай — глупости опора.
Нико-Ники.
Брызги пера,
— Содержаніе администраціи на моск. бѣгахъ стоитъ около 80, 000 рублей.
— Вотъ и говорите послѣ этого, что тотализаторъ никому ничего, кромѣ вреда, не приноситъ!
— Что вы скажете о пародіи на „Монну Ванну? ˮ
— Это, конечно, маргаринъ, но все же въ немъ очень немного сала...
— Ну, что, какова Сумбатовская „Измѣнаˮ? — Во славу Грузіи, автору можно простить измѣну его обычному драматическому направленію.
— Одна изъ кафешантанныхъ пѣвичекъ телеграфировала петербургскому антрепренеру: „безъ ручекъ не выхожу .
— Какъ это „безъ ручекъ ? — Двѣ руки на афишѣ.
— Ахъ, на афишѣ! А на сценѣ имъ гораздо нужнѣе ножки, чѣмъ ручки...
— Какъ прошелъ рефератъ Бальмонта объ Оскарѣ Уайльдѣ въ „Художественно-литературномъ кружкѣ ?
— Не безъ шика...
Репертуарная шутка.
— Хотите, милѣйшій антрепренеръ, имѣть вѣчный праздникъ? — Хочу.
— Поставьте „Вѣчный праздникъˮ.
— Гм... А если съ нимъ „у праздникаˮ останешься?!..
Одному изъ многихъ
ВЗЯЛЪ онъ призъ у жизни лихо, Чѣмъ — не трудно намъ понять. На колѣняхъ ползъ онъ тихо, Чтобъ скорѣй всѣхъ обогнать!
Cato.
Бесѣды Ив. Ив. съ Ив. Никифоровичемъ.
— Слышали, Иванъ Ивановичъ, петербургскій зоологическій садъ пострадалъ отъ наводненія?!
— Да, да, Иванъ Никифоровичъ; а вотъ московскій зоологическій садъ, наоборотъ, страдаетъ отъ того, что Москва относится къ нему черезъ-чуръ сухо...
Поклоны налѣво, направо
Отвѣшивай низко ты всѣмъ И скоро имѣть будешь право
Не кланяться людямъ совсѣмъ...
Чертенокъ.