Въ погонѣ за модой.
Хулители Льва Толстого.
въ пивной лавкѣ.
— Теперича этотъ самый Левъ Толстой самый зловредный человѣкъ, потому какъ народъ бунтуетъ...
— Николай Федоровичъ! Какой же бунтарь Толстой?! Да вы его читали ли?!
— Знамо дѣло, не читалъ... Стану я бунтовщиковъ читать!
***
— Я бы сжегъ Льва Толстого на кострѣ живымъ!
— Что это вы такъ на него, Павловъ, осерчали?
— Вегетаріанство, сказываютъ, проповѣдываетъ... А ежели у мово брата мясная лавка?
***
— Сказать правду? Я нахожу, что графъ Толстой самый обыкновенный человѣкъ... да... И доказательства имѣю. — Неужели?
— Вѣрно говорю. Читалъ я его беллетристическія произведенія и всѣ до единаго понялъ... To-ли дѣло декаденты, тѣ не обыкновенные люди, ихъ не поймешь...
Везувій.
* *
*
Молвилъ реакціонеръ Съ легонькой усмѣшкой:
А, вҍдъ, Дума-то, mon cher, Будетъ нашей пѣшкой.
Были выборы и гамъ, Много было шуму.
Всѣмъ досталось по серьгамъ, Разогнали Думу.
И опять „реакъ“ сказалъ, И вся пресса судитъ,
Что оконченъ-де нашъ балъ: Дума пробой будетъ.
Снова стали трепетать
„Нҍкто въ сҍромъ“ свѣчки, А мы будемъ вновь плясать, И плясать отъ печки.
Е. П.
Въ перевязочной
(Сценка съ натуры).
— Поди води съ карбункуломъ который, сказалъ старшій фельдшеръ своему подручному, жизнерадостному младшему Кузьмичеву, который больше говорилъ, чѣмъ дѣлалъ.
Черезъ минуту на стулѣ, оборотись къ окну задомъ, сидѣлъ старецъ, имѣвшій на спинѣ карбункулъ.
Старшій принялся за дѣло. Младшій вертѣлся тутъ же.
— Да-съ, ну, и ранища, я вамъ доложу, бормоталъ Кузьмичевъ. Въ родѣ, какъ на баррикадахъ, гдѣ заполучилъ.
— Ну, ужъ и на баррикадахъ: хватишь всегда, остановился старшій и отошелъ къ окну вытереть со лба потъ.
— Ей-Богу, Степанъ Михалычъ, похоже на то. Потому самому тамъ также стрѣляли, нисколько не миловали.
— Такъ стрѣляли, умная головатвоя. Стрѣляли— это значитъ прострѣливали. А это~-рана.
— Ну, да-съ... Я про то и самъ. Ежели, предположимъ, старецъ бокомъ, а снарядъ вдоль спины и жиганулъ... Ну, и повыѣлъ малость субстанціи.
— Фантазіи!
— Нисколько-съ... А если не на баррикадахъ, то самое подходящее—покушеніе пироксилиновой шашкой.
— А ты самъ-то видѣлъ эту шашку? Больной отъ нетерпѣнія кашлянулъ.
- Видать не приходилось, а вообразить могу свободно... Какъ съ лошади рубанулъ тамъ казакъ или драгунъ этой шашкой, то достаточно маленькой ранки, куда вошелъ пироксилинъ—ужъ остальное разворотитъ само собой ..
— Чего не видѣлъ, про то и говорить не моги. — Или ужъ самое вѣрное—потерпѣвшій при взрывѣ адской машины. Осколки тамъ, трескъ, громъ, сотрясеніе барабанныхъ перепонокъ, ну и часть спины — адью а ля ма ширъ. Было и нѣтъ-съ. Читаешь—такъ волосы дыбомъ... Стоны, трупы...
— Да, бросьте вы, братцы, Христа ради, взмолился больной.—Жуть ажно беретъ. Ничего этого и званія не было. Просто это съ глазу: потому однова сидѣли мы съ кумой...
— Старикъ, не ваше дѣло вмѣшиваться въ политическіе разговоры, остановилъ его младшій.— Степанъ Михалычъ, жиганите - ка его іодкомъ, чтобы онъ въ разговоры не встрѣвалъ... Ваше дѣло слушать, молчать и терпѣть, когда говорятъ умные люди...
Старшій продолжалъ перевязку.
Н. Климовскій.
Свахи.
Личто не ново подъ луною: Что было—есть и будетъ вѣкъ; И что знакомо было Ною, До нынҍ видитъ человѣкъ.
Гдѣ свахи дней былыхъ? Во прахѣ. Нҍтъ свахъ марьяжныхъ въ наши дни. Но политическія свахи
Марьяжнымъ развҍ не сродни. Спѣшатъ увлечь, давъ долю фразамъ, Онѣ партійнаго глупца,
И выхваляютъ всѣмъ съ экстазомъ Или товаръ“ или ,,купца!“
Кап. Н.
То и Се.
Осенніе разговоры.
— У мужа теперь ужасно много работы...
— А онъ гдѣ-же служитъ?.. — Въ ломбардѣ.
***
Охотники.
— Что-же это вы, - поѣхали на охоту, а сидите въ деревенскомъ трактирѣ?..
—- А чего-же мнѣ кромѣ дѣлать, коли пріятели заторопили, и я ружье дома позабылъ!..
***
Театралы.
— Пойдешь на новую пьесу?..
— Пойду, чтобы по старой привычкѣ— сидѣть въ буфетѣ.
***
Сходки.
— Къ какой-же резолюціи пришли на послѣдней сходкѣ.
— Постановлено отмѣнить всѣ прежнія резолюціи.
***
На прогулкѣ.
— Съ барышнями вообще очень трудно разговаривать...
— Почему-же?..
— Потому что въ разговорѣ съ ними о
многомъ приходится умалчивать. Fram.
— Иванъ Ивановичъ, остановитесь! Куда вы мчитесь?
— Извините, некогда! Спѣшимъ съ письмомъ въ редакцію, чтобы довести до все
общаго свѣдѣнія, что мы съ Анной Васильевной вступили въ гражданскій бракъ!