За кулисами декадентскаго театра.
Кулисы театра, культивирующаго самый модный декадентскій репертуаръ. Больше всѣхъ въ хлопотахъ за кулисами режиссеръ, спеціалистъ по всякой декадентщинѣ.
Сейчасъ онъ находится въ уборной актрисы, которую только что собственноручно гримировалъ: на ея лицѣ и плечахъ нарисованы пятна чумы.
— Брр! Ужасъ! содрогается актриса. Но, знаете, при такихъ пьесахъ актрисы могутъ распугать всѣхъ своихъ поклонниковъ...
— Успокойтесь! Наоборотъ, моя милая: Въ наше время въ обществѣ такое настроеніе, что только всякаго рода безобразія и имѣютъ успѣхъ! А все нормальное претитъ!..
Между тѣмъ, въ другой уборной находятся занятый актеръ и его знакомый. Знакомый, осматривая актера, говоритъ:
— Что у тебя за костюмъ: весь въ лохмотьяхъ; точно тебя собаки рвали... Нищаго играешь?
— Какого нищаго! Богатѣйшаго владѣтельнаго графа. А если въ лохмотьяхъ, такъ это потому, что графъ страдаетъ водобоязнью; очень трудная роль... Въ особенности потому, что приходится играть съ намыленною физіономіей; будто-бы пѣна у рта... Эй, парикмахеръ! Намыльте же поскорѣе мнѣ физіономію: сейчасъ мой выходъ!
Послѣ намыливанія физіономіи актеръ продолжаетъ:
— Мнѣ хотѣли дать другую роль, ревниваго принца; во та тоже не легче: надо было на животѣ по сценѣ ползать... — Зачѣмъ?
— Самое страшное изображеніе ревности...
— Но Отелло у Шекспира ужъ на что былъ ревнивъ, а и тотъ на животѣ не ползалъ!
— Что—Шекспиръ! Шекспиръ слиткомъ устарѣлъ для нашего времени! Въ нашъ нервный вѣкъ всѣ чувства развиты гораздо сильнѣе! Да и вообще для Шекспира было многое недостигаемо; напримѣръ, для него была чужда цѣлая область половой психопатіи!
Тѣмъ временемъ режиссеръ бѣжитъ черезъ сцену въ другую уборную. На дорогѣ онъ замѣчаетъ актера.
— Ну, что: выпили?
— Эхъ! Никогда я не былъ пьяницей, а вы меня пить заставляете!
— Вамъ же будетъ лучше, если хорошенько выпьете! Вамъ надо играть разслабленнаго паралитика, у котораго трясутся руки и ноги... Трезвому человѣку такую роль трудно играть, а какъ подвыпьете, у васъ оно гораздо естественнѣе выйдетъ!
— Сдѣлаете ужъ вы, съ вашимъ репертуаромъ, изъ меня алкоголика!—отчаянно произноситъ актеръ и направляется въ буфетъ.
Режиссеръ бѣжитъ дальше и входитъ въ уборную другого актера.
— Ну-съ, какъ дѣла съ вашей физіономіей?
— Стараюсь, стараюсь, да трудно... Ну, смотрите на меня, я буду искажать физіономію...
Актеръ начинаетъ дѣлать страшныя гримасы. — Больше, больше! Постарайтесь еще больше ее искривить! Вообще старайтесь изуродовать лицо какъ можно больше... Помните, что вы играете самый рѣдкій экземпляръ идіота! Ну-ка, исказите еще, еще...
Актеръ дѣлаетъ послѣднее усиліе и, вдругъ, вскрикиваетъ нечеловѣческимъ голосомъ, оставаясь съ искривленною физіономіей и разинутымъ ртомъ.
— Вотъ такъ великолѣпно! кричитъ режиссеръ. Но оказывается, что несчастный вывихнулъ себѣ челюсть! Гулливеръ.
Наблюденьице.
Отъ декадента отъ московскаго Не жди чудесъ, увы и ахъ,—
Онъ воскрешаетъ Третьяковскаго Въ обоихъ стихахъ...
Черт.
*
* *
Взлохмаченъ, грязенъ, грубъ и дикъ, Шелъ по дорогѣ большевикъ.
Міръ передѣлать разомъ занобо
Мечталъ онъ и... бранилъ Ллеханоба! —,,Ногда-бъ не онъ, да не кадэтъ,
„Дабно-бы сталъ инымъ бесь сбітъ: „Не только здісь, но бъ тундрахъ
Нзіи „Никто не бстрѣтилъ буржуазіи11.. U на минуту болъшебикъ
Глабой нечесанной поникъ...
—„О имъ добѣріе ботиробать?! Обоихъ буду 5ойкотиробать!!!“
Чертенокъ. Опереточный антрепренеръ.
Она.—У меня голосъ... Охотно пойду къ вамъ въ хористки, если будете давать мнѣ костюмы.
Антрепренеръ. — Вамъ нужны костюмы?! Тогда вы мнѣ не нужны!...
***
— Что такое консерваторы?
— Люди, похожіе на консервы: они упорно охраняются отъ... свѣжихъ вѣяній.
— Волковъ теперь, несомнѣнно, болѣе, чѣмъ какихъ-бы то ни было другихъ животныхъ.
- Не можетъ быть!
— А вы забываете, что теперь человѣкъ человѣку— волкъ?
X.
Въ партійныхъ дебряхъ.
— Брось ты свои либеральныя замашки и сойдись съ порядочными людьми. Я тебя познакомлю съ такими „столпами , съ такими людьми!
Я заинтересовался предложеніемъ моего пріятеля Миши Одуванчикова.
— Кто-же эти особы?—спросилъ я его. — Пока секретъ.
Мы взяли извозчика и направились къ „людямъ .
— Рекомендую, Петръ Петровичъ Замухрышкинъ!—галантно представилъ онъ меня какому-то прыщеватому съ одутловатымъ лицомъ субъекту.
— Очень пріятно. Обормотовъ!—улыбнулся тотъ. Мы пожали другъ другу руки. Послѣ того церемонія представленія и рукопожатія продолжалась еще нѣсколько минутъ, и скоро я очутился въ тѣсномъ кольцѣ новыхъ знакомыхъ.
— Писатель. Многообѣщающій Человѣкъ самыхъ консервативныхъ взглядовъ,—успокоивалъ окружающихъ Одуванчиковъ.
— Очень пріятно. Акакого вы мнѣнія относительно современнаго политическаго положенія?—испытывающе обратился ко мнѣ нѣкто Кубышкинъ.
— О, вполнѣ отрицательнаго въ смыслѣ конституціонной хмары. Онъ приверженецъ дѣдовскихъ и отцовскихъ традицій. При словѣ „соціалистъ чуть не падаетъ въ обморокъ,—говорилъ вмѣсто меня Одуванчиковъ.
— Это хорошо. Павелъ Ивановичъ,—обратился Кубышкинъ къ подслѣповатому сосѣду, — такіе люди намъ очень нужны. А вы не ораторъ? Мы очень нуждаемся въ хорошихъ ораторахъ!
— Онъ то? Да самъ Цицеронъ ему бы позавидовалъ!—вралъ на золотую медаль Одуванчиковъ.
— Превосходно. Прошу почтенное собраніе почтить нашего новаго члена!—возгласилъ предсѣдатель Лупоглазовъ.
Раздалось дружное „ура! Послѣ чего, по предложенію Лупоглазова, открылось засѣданіе.
— Почтенное собраніе!—началъ предсѣдатель.— Мы переживаемъ тяжелое время, когда низкіе крамольники захватили все въ руки. На Руси творится Содомъ и Гоморра. Всѣ забыли Бога и стали поклоняться Антихристу. Выдумали какую-то конституцію. Постовъ не блюдутъ и отцевъ церкви отвергаютъ, а взамѣнъ православнаго брака выдумываютъ иноземное прелюбодѣяніе. Неужели мы потерпимъ такое оскверненіе? Ополчимся всѣ до единаго и двинемъ всю нашу многомилліонную рать...
— Это правильно!—загудѣли голоса.
— А на васъ, Петръ Петровичъ, у насъ большая надежда,—обратился ко мнѣ во время засѣданія Обормотовъ.—Вы, какъ замѣчательный ораторъ, можете принести намъ огромную пользу по части привлеченія несознательныхъ членовъ въ нашу партію. Мы для этой цѣли предоставимъ вамъ всѣ средства.
— Куй желѣзо, пока горячо!— нашептывалъ тѣмъ временемъ мнѣ на ухо Одуванчиковъ.
Послѣ собственной продлиновенной болтовни и болтовни ораторовъ, предсѣдатель возгласилъ:
—- А за симъ объявляю засѣданіе закрытымъ и приглашаю всѣхъ присутствующихъ раздѣлитъ со мною трапезу.
— Браво! Ура!!
Я противъ вели былъ подхваченъ нѣсколькими лицами, усаженъ на лихача и съ быстротою трамвая унесенъ въ обширное зало гостиницы.
— Вина! Ликеровъ! Всякихъ питій!—раздавались повелительные возгласы.
На утро я проснулся съ такой адской головной болью, что порѣшилъ моментально перебѣжать къ соціалъ-демократамъ. Тѣ хоть пьютъ не такъ здорово. А этакой марки я, къ сожалѣнію, вынести не могу.
Скромный литераторъ.
***
Будь анархистъ ты, будь эсъ-дэкъ,
Съ „деньгой“ придется быть знакому; Увы, и ты въ нашъ черствый вҍкъ Тельцу поклонишься златому.