БУДИЛЬНИКЪ
1895 г., - 15 іюля, № 27.
ГОДЪ XXXI. Адресъ редакціи: Москва, Тверская, д. Спиридонова. ГОДЪ XXXI.
Объявленія для журнала Будильникъ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, Л. и Э. Метцль и К°,
въ Москвѣ, на Мясницкой, д Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ —7 р, 1/2года—4 р.,
съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р., внѣ союза—по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Ледяной домъ . Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ по 20 коп.
Объявленія-25 к. строка петита. Болѣе 1 раза-уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильника :
Москва, Тверская, д. Спиридонова.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ я условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса - 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп., послѣ 1 іюля — 80 коп
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ. ***
Все внутри насъ грязно, ложно... Честь мараемъ за гроши...
Ахъ! Когда-бъ была возможна Дезинфекціи... души!..
О томъ и о семъ. .
Господа общественные дѣятели отдыхаютъ. На лаврахъ-ли, или отъ трудовъ праведныхъ, неизвѣстно, но вмѣстѣ съ ними лежитъ на боку и общественная дѣятельность.
Это сезонный антрактъ.
Когда деревню охватываетъ лѣтняя страда, въ городѣ наступаетъ мертвый сезонъ.
Собственно жизнь идетъ безъ перерывовъ и не знаетъ антрактовъ. Нужды обывательскія требуютъ заботы, бюджетъ—нѣжнаго ухода, улицы—освѣщенія и поливки.
А въ лѣтнюю пору эти сферы остаются безъ призора. Дѣла идутъ подъ столъ, столы покрываются пылью...
Можетъ быть, это къ лучшему. Нерѣдко
дѣятели, складывая руки, именно дѣлаютъ хорошее дѣло.
Но лѣтній отдыхъ немножко напоминаетъ большіе антракты, которыми въ театрѣ обставляются тяжеловѣсныя пьесы, чтобы зрители запасались терпѣніемъ.
Впрочемъ, такъ или иначе, дѣятели набираются свѣжихъ силъ на отдыхѣ, а силы необходимы, чтобы двинуть общественныя дѣла.
Биржевые игроки не унимаются.
Г они биржевика въ дверь, онъ влетитъ въ окно. Эта живучая, неунывающая порода образуетъ международную секту, имѣющую свои статуты, знаки и жаргонъ.
И столицы, и провинція одинаково знаютъ этихъ артистовъ, которые играютъ на биржѣ, какъ на скрипкѣ.
И у насъ, и за границей ихъ удостаиваютъ особого вниманія, держатъ на привязи и встряхиваютъ за шиворотъ.
А биржевики, знай, играютъ, слезъ не знаютъ, потому что все въ жизни—трынътрава, кромѣ легкой наживы.
Мѣры предупрежденія и пресѣченія только изощряютъ биржевую изобрѣтательность, и обыватели, какъ мухи на медъ, набрасываются на биржевыя бумаги, которыя сулятъ сладкіе барыши.
Смотришь, пустившійся со всевозможной рѣзвостью за призомъ, какъ говорятъ на скачкахъ, «кончился».
А биржевики выкладываютъ новую приманку, и снова налетаютъ жадныя мухи.
Странно, что запасъ убійственной бумаги неистощимъ, а на биржевиковъ до сихъ поръ истребительнаго порошка не придумано.
***
Когда общественная жизнь замираетъ, первымъ и послѣднимъ мученикомъ является репортеръ.
Онъ питается злобами дня, хватая на лету событія, какъ манну небесную.
А событій нѣтъ, и не всегда хватаетъ изобрѣтательности ихъ выдумать.
Положимъ, человѣкъ, живущій кражами и убійствами, имѣетъ ежедневно готовую пищу въ видѣ городской хроники.
Но кого нынче удивишь этими событіями, идущими для пополненія дневника приключеній?
И вотъ, репортеру, отправляющемуся съ утра по «грибы», приходится часто скушать грибъ.
Остается обокрасть самого себя или поджечь собственный домъ, чтобы доставить газетную замѣтку, какъ дѣлаютъ американскіе хроникеры.
Наши репортеры еще не доросли до этого; но за то они не прочь прогорѣть на предпріятіяхъ, чтобы освѣтить хронику.
Бѣдные репортеры!
«
Сѣверной Пальмирѣ принадлежитъ починъ въ дѣлѣ кафешантанной цивилизаціи. Этого не станетъ отрицать и ярый анти-гіетербуржецъ.
Тамъ началось «просвѣщеніе», и на ингерманландской почвѣ отлично принялся заморскій фруктъ.
Начало кафешантанной культуры совпадаетъ съ эпохой увлеченія идеалами.
Это былъ своего рода періодъ ^Drang ùnd Sturm11, ознаменованный Излерами, Демидрономъ и др. (см. «литературу» предмета).
„По улицамъ роскоши и модъ“.
(Городская прогулка).
Не желаете-ли пройтись по городу? Правда, это не безопасно для ногъ, за то
поучительно. Надо только умѣть наблюдать. Прогулка имѣетъ свои прелести, а улица свою философію. Вы чувствуете себя членомъ озабоченной, занятой, шумно движущейся толпы, и, кажется, сами заняты дѣломъ, спѣшите. Жизнь кипитъ, тратятся деньги, наживаются барыши, толкаются встрѣчные, сцѣпились мастеровые, острятъ извозчики, свиститъ городовой, и круговоротъ столичной суеты захватываетъ прохожаго. Тамъ всегда найдете, на чемъ остановить вниманіе: вычурный нарядъ, сорвавшійся карнизъ, сытыя лошади и т. д.
А, главное, тамъ открывается безконечная выставка предметовъ, настоящій калейдоскопъ, панорама въ витринахъ, гдѣ груды
человѣческаго труда, работы поколѣній манятъ, ласкаютъ, улыбаются.
Хорошая витрина это цѣлая поэма, блестящая, декоративная, увлекательная. Она говоритъ живыми образами сердцу и карману, напоминаетъ о лучшихъ дняхъ, поетъ о богатствѣ и счастіи.
Присмотритесь къ случайнымъ прохожимъ, которые, торопясь, между дѣломъ, на минутку остановились «поглазѣть». Они ушли думой въ безконечный міръ диковинокъ, изъ которыхъ каждая представляется необходимой. Они впиваются жадными глазами въ «громадный выборъ», не слышатъ толчковъ и уличнаго шума, точно очарованные волшебной сказкой. Витрина, дѣйствительно, «сказка» для тѣхъ, у кого глаза разгорѣлись и карманы отощали. И между ней и зрителемъ устанавливается таинственная связь, напоминающая связь двухъ сердецъ, раздѣленныхъ «матеріальными препятствіями». Они ограничиваются, какъ влюбленные, интимной бесѣдой, тайными вздохами, обѣщаніями. Зрителю не наслушаться соблазнительницы-витрины, которая безъ умолку шепчетъ страстныя рѣчи, сулитъ восторги и радости.
Вотъ передъ выставкой дамскихъ модъ остановилась молодая дѣвушка, и ея пытливый взглядъ среди разнообразія сразу отыскалъ «замѣчательную» шляпку.
— Ахъ, какая прелесть! восторгается каждая жилка миловиднаго личика. — У Лили точно такая-же шляпка... Боже, какъ бы я хороша была въ ней! Но откуда?.. Э... да за такую шляпку можно все отдать...
Рядомъ, отдуваясь, прошла пышная барыня, нагруженная кардонками, узелками, связками, и мелькомъ заглянула въ зеркальное окно: платья, платья безъ конца.
— Постой, матушка, ты не уйдешь, говорятъ они вызывающимъ тономъ, увѣренно подмигивая.—Ничего, что ты цѣлый день на ногахъ, дѣти дома безъ призора остались, мужъ ждетъ обѣда. Погляди, погляди, еще...
— Ахъ, вотъ оно! и барыня, дѣйствительно, облюбовала модную картинку, отъ которой уже не можетъ оторваться.
Потому что изъ всѣхъ платьевъ, женщина, по крайней мѣрѣ, найдетъ одно, которому отдастъ всѣ мысли. И тогда долой обѣдъ, прочь дѣти, прощай семейный покой, пока платье не перейдетъ въ гардеробный шкафъ.
Но дамъ не дождетесь: ихъ любая выставка пригвождаетъ къ мѣсту. Пойдемъ дальше. Вотъ витрина парикмахера.
Солидный господинъ смотритъ во всѣ глаза. Онъ слабъ на ногахъ, но забылъ усталость. За стекломъ дремучій лѣсъ волосъ, горы шиньоновъ, удивительныя прически, локоны, завитушки. Волосы бѣлокурые, пепельные, золотистые, черные, какъ смоль, обдаютъ упоительной свѣжестью, запахомъ молодости, точно говорятъ:
— Здравствуй, милый. О чемъ задумался? У ней были такіе же чудные волосы, когда ты ласкалъ ихъ женихомъ, а потомъ оказались крашеные. Но что тужить, мой другъ: мы всегда къ услугамъ публики. Ахъ нынче большая рѣдкость настоящіе волосы... все фальшиво отъ волосъ до пятокъ... У тебя у
1895 г., - 15 іюля, № 27.
ГОДЪ XXXI. Адресъ редакціи: Москва, Тверская, д. Спиридонова. ГОДЪ XXXI.
Объявленія для журнала Будильникъ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, Л. и Э. Метцль и К°,
въ Москвѣ, на Мясницкой, д Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ —7 р, 1/2года—4 р.,
съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп., съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р., внѣ союза—по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Ледяной домъ . Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ по 20 коп.
Объявленія-25 к. строка петита. Болѣе 1 раза-уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильника :
Москва, Тверская, д. Спиридонова.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ я условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса - 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп., послѣ 1 іюля — 80 коп
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ. ***
Все внутри насъ грязно, ложно... Честь мараемъ за гроши...
Ахъ! Когда-бъ была возможна Дезинфекціи... души!..
О томъ и о семъ. .
Господа общественные дѣятели отдыхаютъ. На лаврахъ-ли, или отъ трудовъ праведныхъ, неизвѣстно, но вмѣстѣ съ ними лежитъ на боку и общественная дѣятельность.
Это сезонный антрактъ.
Когда деревню охватываетъ лѣтняя страда, въ городѣ наступаетъ мертвый сезонъ.
Собственно жизнь идетъ безъ перерывовъ и не знаетъ антрактовъ. Нужды обывательскія требуютъ заботы, бюджетъ—нѣжнаго ухода, улицы—освѣщенія и поливки.
А въ лѣтнюю пору эти сферы остаются безъ призора. Дѣла идутъ подъ столъ, столы покрываются пылью...
Можетъ быть, это къ лучшему. Нерѣдко
дѣятели, складывая руки, именно дѣлаютъ хорошее дѣло.
Но лѣтній отдыхъ немножко напоминаетъ большіе антракты, которыми въ театрѣ обставляются тяжеловѣсныя пьесы, чтобы зрители запасались терпѣніемъ.
Впрочемъ, такъ или иначе, дѣятели набираются свѣжихъ силъ на отдыхѣ, а силы необходимы, чтобы двинуть общественныя дѣла.
Биржевые игроки не унимаются.
Г они биржевика въ дверь, онъ влетитъ въ окно. Эта живучая, неунывающая порода образуетъ международную секту, имѣющую свои статуты, знаки и жаргонъ.
И столицы, и провинція одинаково знаютъ этихъ артистовъ, которые играютъ на биржѣ, какъ на скрипкѣ.
И у насъ, и за границей ихъ удостаиваютъ особого вниманія, держатъ на привязи и встряхиваютъ за шиворотъ.
А биржевики, знай, играютъ, слезъ не знаютъ, потому что все въ жизни—трынътрава, кромѣ легкой наживы.
Мѣры предупрежденія и пресѣченія только изощряютъ биржевую изобрѣтательность, и обыватели, какъ мухи на медъ, набрасываются на биржевыя бумаги, которыя сулятъ сладкіе барыши.
Смотришь, пустившійся со всевозможной рѣзвостью за призомъ, какъ говорятъ на скачкахъ, «кончился».
А биржевики выкладываютъ новую приманку, и снова налетаютъ жадныя мухи.
Странно, что запасъ убійственной бумаги неистощимъ, а на биржевиковъ до сихъ поръ истребительнаго порошка не придумано.
***
Когда общественная жизнь замираетъ, первымъ и послѣднимъ мученикомъ является репортеръ.
Онъ питается злобами дня, хватая на лету событія, какъ манну небесную.
А событій нѣтъ, и не всегда хватаетъ изобрѣтательности ихъ выдумать.
Положимъ, человѣкъ, живущій кражами и убійствами, имѣетъ ежедневно готовую пищу въ видѣ городской хроники.
Но кого нынче удивишь этими событіями, идущими для пополненія дневника приключеній?
И вотъ, репортеру, отправляющемуся съ утра по «грибы», приходится часто скушать грибъ.
Остается обокрасть самого себя или поджечь собственный домъ, чтобы доставить газетную замѣтку, какъ дѣлаютъ американскіе хроникеры.
Наши репортеры еще не доросли до этого; но за то они не прочь прогорѣть на предпріятіяхъ, чтобы освѣтить хронику.
Бѣдные репортеры!
«
Сѣверной Пальмирѣ принадлежитъ починъ въ дѣлѣ кафешантанной цивилизаціи. Этого не станетъ отрицать и ярый анти-гіетербуржецъ.
Тамъ началось «просвѣщеніе», и на ингерманландской почвѣ отлично принялся заморскій фруктъ.
Начало кафешантанной культуры совпадаетъ съ эпохой увлеченія идеалами.
Это былъ своего рода періодъ ^Drang ùnd Sturm11, ознаменованный Излерами, Демидрономъ и др. (см. «литературу» предмета).
„По улицамъ роскоши и модъ“.
(Городская прогулка).
Не желаете-ли пройтись по городу? Правда, это не безопасно для ногъ, за то
поучительно. Надо только умѣть наблюдать. Прогулка имѣетъ свои прелести, а улица свою философію. Вы чувствуете себя членомъ озабоченной, занятой, шумно движущейся толпы, и, кажется, сами заняты дѣломъ, спѣшите. Жизнь кипитъ, тратятся деньги, наживаются барыши, толкаются встрѣчные, сцѣпились мастеровые, острятъ извозчики, свиститъ городовой, и круговоротъ столичной суеты захватываетъ прохожаго. Тамъ всегда найдете, на чемъ остановить вниманіе: вычурный нарядъ, сорвавшійся карнизъ, сытыя лошади и т. д.
А, главное, тамъ открывается безконечная выставка предметовъ, настоящій калейдоскопъ, панорама въ витринахъ, гдѣ груды
человѣческаго труда, работы поколѣній манятъ, ласкаютъ, улыбаются.
Хорошая витрина это цѣлая поэма, блестящая, декоративная, увлекательная. Она говоритъ живыми образами сердцу и карману, напоминаетъ о лучшихъ дняхъ, поетъ о богатствѣ и счастіи.
Присмотритесь къ случайнымъ прохожимъ, которые, торопясь, между дѣломъ, на минутку остановились «поглазѣть». Они ушли думой въ безконечный міръ диковинокъ, изъ которыхъ каждая представляется необходимой. Они впиваются жадными глазами въ «громадный выборъ», не слышатъ толчковъ и уличнаго шума, точно очарованные волшебной сказкой. Витрина, дѣйствительно, «сказка» для тѣхъ, у кого глаза разгорѣлись и карманы отощали. И между ней и зрителемъ устанавливается таинственная связь, напоминающая связь двухъ сердецъ, раздѣленныхъ «матеріальными препятствіями». Они ограничиваются, какъ влюбленные, интимной бесѣдой, тайными вздохами, обѣщаніями. Зрителю не наслушаться соблазнительницы-витрины, которая безъ умолку шепчетъ страстныя рѣчи, сулитъ восторги и радости.
Вотъ передъ выставкой дамскихъ модъ остановилась молодая дѣвушка, и ея пытливый взглядъ среди разнообразія сразу отыскалъ «замѣчательную» шляпку.
— Ахъ, какая прелесть! восторгается каждая жилка миловиднаго личика. — У Лили точно такая-же шляпка... Боже, какъ бы я хороша была въ ней! Но откуда?.. Э... да за такую шляпку можно все отдать...
Рядомъ, отдуваясь, прошла пышная барыня, нагруженная кардонками, узелками, связками, и мелькомъ заглянула въ зеркальное окно: платья, платья безъ конца.
— Постой, матушка, ты не уйдешь, говорятъ они вызывающимъ тономъ, увѣренно подмигивая.—Ничего, что ты цѣлый день на ногахъ, дѣти дома безъ призора остались, мужъ ждетъ обѣда. Погляди, погляди, еще...
— Ахъ, вотъ оно! и барыня, дѣйствительно, облюбовала модную картинку, отъ которой уже не можетъ оторваться.
Потому что изъ всѣхъ платьевъ, женщина, по крайней мѣрѣ, найдетъ одно, которому отдастъ всѣ мысли. И тогда долой обѣдъ, прочь дѣти, прощай семейный покой, пока платье не перейдетъ въ гардеробный шкафъ.
Но дамъ не дождетесь: ихъ любая выставка пригвождаетъ къ мѣсту. Пойдемъ дальше. Вотъ витрина парикмахера.
Солидный господинъ смотритъ во всѣ глаза. Онъ слабъ на ногахъ, но забылъ усталость. За стекломъ дремучій лѣсъ волосъ, горы шиньоновъ, удивительныя прически, локоны, завитушки. Волосы бѣлокурые, пепельные, золотистые, черные, какъ смоль, обдаютъ упоительной свѣжестью, запахомъ молодости, точно говорятъ:
— Здравствуй, милый. О чемъ задумался? У ней были такіе же чудные волосы, когда ты ласкалъ ихъ женихомъ, а потомъ оказались крашеные. Но что тужить, мой другъ: мы всегда къ услугамъ публики. Ахъ нынче большая рѣдкость настоящіе волосы... все фальшиво отъ волосъ до пятокъ... У тебя у