ПОБЕДНЫЙ ФИНИШ
Грядущего глазами не окинешь,
Но знаем мы, что кровь лилась не зря: Все страны ждет один победный финиш Под флагом громоносца-Октября.
Прорвав царизм, как ленточку на старте, Летя, как вихрь, к намеченной меже, Мы Октябрю лидировали в Марте, Не убоясь Июльских виражей.
Был труден ход. Тяжка была работа. Подъемы были часто велики.
Отстали многие, и, помнится, в болото Ввалились не одни меньшевики.
А сколько злобы, голой и прикрытой, Встречало нас вначале на пути!
Но, не страшась камней и стекол битых, Со старта не хотели мы сойти.
Был труден путь. Порой, казалось, слишком, Но крепок дух и сила не слаба. Сегодня — на минуту передышка, А завтра — беспощадная борьба.
Грядущего глазами не окинешь,
Но знаем мы, что кровь лилась не зря: Все страны ждет один победный финиш Под флагом громоносца-Октября.
КОЛЕСАКИН
Степан Колесакин— студент педвуза имени Герцена сидел с одним Из своих земляков в райспортклубе и с наслаждением смотрел на атлетические упражнения.
— Извозчики! — презрительно фыркнул земляк, малый тщедушный Его еще в школе все звали „мозгляком ...
— Извозчики! Ломовики! — повторил он.—Бицепсы разные, там, упражняют, а, небось, сколько дважды два—не знают! Недаром, русский народ говорит: „Сила — уму могила .
— Ну, это уж ты, брат, Петрушку валяешь,—сказал Колесакин, Степан, выпячивая грудь. — Вон, у меня и грудь колесом, и ноги покрепче любой балерины, да и голова... — Гвозди вколачивать можно?
— Гвозди, не гвозди, а за этот год 15 экзаменов спустил.
— Конечно! — продолжал Колесакин, похлопывая ладошками по груди До некоторой степени ты и прав. Есть немало теперь таких спортсменов, что гонятся за рекордом, за лишним фунтиком, за лишней секундой, а потом, глядь — ан, на какую-нибудь физиологию или ботанику и минуты не остается. Ну, да я — Степан Колесакин, из другого теста. Будьте покойны!
— Будто-бы?
— А, что? Ты, ведь, у меня никогда не был? Пойдем, я тебя познакомлю с моей, Колесакинской, системой! Лучшая система в мире! Система, где голова, руки и ноги получают свое наигармоничнейшее развитие. Идем!
Эго, брат, тебе не Мюллер: Пять минут ради здоровья! — по дороге продолжал расхваливаться Колесакин. — Не Анохин с психофизическим методом. Не-ет! У меня единственная система, Основанная на научном фундаменте. Да-с!
Колесакин легкими тигриными прыжками шагал через две-три ступеньки своей квартирной лестницы. Земляк, отдуваясь, еле поспевал за ним.
— Однако, — сказал земляк, оглядев убогое убранство колесакинской комнаты. — Стол, стул; кровать, а где-ж эти гири, гантели, штанги, как их там у вас называют?
-Да, мне их и не надо!—гордо сказал Колесакин. — Я, брат, можно сказать, разрешил квадратуру круга!
Колесакин нагнулся и вытащил из под стола аккуратно перевязанный мешок с книгами.
— Вот, моя система!
Он „выжал мешох правой рукой, потом стал выбрасывать его вверх, вниз, в стороны.
— Это — мои сданные экзамены. Как только я отламываю предмет, я сую в мешок конченную книженцию. Вот. попробуй все это поднять!
Худосочный земляк еле оторвал мешок от пола, да и то вздувшаяся жила на лице выдавала его чрезмерные усилия.
— То-то! — засмеялся Колесакин. — И я по осени таким же цуцыком был, а теперь натренирозался. Помалу, помалу, да изо дня в день... Но новых книг без сдачи экзамена не кладу. Ни-ни! Но это еще не конец.
Колесакин развязал мешок и достал первую попавшуюся книгу. — Вот тебе, скажем, Зоология Никольского. Сколько в ней страниц? — 372 — проглядев, сказал земляк.
— Значит, для бега к предыдущей дистанции с того дня прибавилось еще 372 метра. Страница равна метру. Понял? Вечерами я упражняюсь в беге. За этот год я уже набегал 12.340 метров, то-есть стра
ниц... Так, вот моя система! Голова, руки, ноги! Все! Все... Мне потом на какой-нибудь площади памятник поставят. Вот, увидишь. Не ты, так дети увидят!
И Степан снова принялся упражняться с мешком, книг.
Неделю спустя, земляк увидел Колесакина, бегущим по треку. Колесакин подбежал к нему и, не останавливаясь, крикнул:
— Обожди немного. Сейчас Бухарина „Исторический материализм добегиваю. 1.000 метров, не считая оглавления.
Через полчаса он подошел к земляку и радостный, раскрасневшийся сообщил: — Завтра домой в Пензу, брат, к нам еду. Вчера все свои сданные книги на вес букинисту продал. 91 килограмм вышло! Почти шесть пудов выбрасывал. Эго недалеко от мирового рекорда... Да, я-б и мировой рекорд поставил, да...
— А что? — спросил землях, восхищенно смотря на Степана Колесакина.
— Да вчера, чорт его дери, с языковедения прогнали меня. А это, брат, солиднейший труд! Почти 1.500 страниц да еще в кожаном переплете. Это-ж штука, я тебе доложу... Ну, пока. Пиши. Адрес старый: Советская, семь.
И Степан Колесакин принялся начисто заканчивать „Исторический материализм . Отсчитывая метро-страницы, голые пятки его мелькали и мягко похрустывали на влажном песке стадиона.
Вл. Тоболяков
Рис. Н. Р.
Рис. А. Р
Грядущего глазами не окинешь,
Но знаем мы, что кровь лилась не зря: Все страны ждет один победный финиш Под флагом громоносца-Октября.
Прорвав царизм, как ленточку на старте, Летя, как вихрь, к намеченной меже, Мы Октябрю лидировали в Марте, Не убоясь Июльских виражей.
Был труден ход. Тяжка была работа. Подъемы были часто велики.
Отстали многие, и, помнится, в болото Ввалились не одни меньшевики.
А сколько злобы, голой и прикрытой, Встречало нас вначале на пути!
Но, не страшась камней и стекол битых, Со старта не хотели мы сойти.
Был труден путь. Порой, казалось, слишком, Но крепок дух и сила не слаба. Сегодня — на минуту передышка, А завтра — беспощадная борьба.
Грядущего глазами не окинешь,
Но знаем мы, что кровь лилась не зря: Все страны ждет один победный финиш Под флагом громоносца-Октября.
КОЛЕСАКИН
Степан Колесакин— студент педвуза имени Герцена сидел с одним Из своих земляков в райспортклубе и с наслаждением смотрел на атлетические упражнения.
— Извозчики! — презрительно фыркнул земляк, малый тщедушный Его еще в школе все звали „мозгляком ...
— Извозчики! Ломовики! — повторил он.—Бицепсы разные, там, упражняют, а, небось, сколько дважды два—не знают! Недаром, русский народ говорит: „Сила — уму могила .
— Ну, это уж ты, брат, Петрушку валяешь,—сказал Колесакин, Степан, выпячивая грудь. — Вон, у меня и грудь колесом, и ноги покрепче любой балерины, да и голова... — Гвозди вколачивать можно?
— Гвозди, не гвозди, а за этот год 15 экзаменов спустил.
— Конечно! — продолжал Колесакин, похлопывая ладошками по груди До некоторой степени ты и прав. Есть немало теперь таких спортсменов, что гонятся за рекордом, за лишним фунтиком, за лишней секундой, а потом, глядь — ан, на какую-нибудь физиологию или ботанику и минуты не остается. Ну, да я — Степан Колесакин, из другого теста. Будьте покойны!
— Будто-бы?
— А, что? Ты, ведь, у меня никогда не был? Пойдем, я тебя познакомлю с моей, Колесакинской, системой! Лучшая система в мире! Система, где голова, руки и ноги получают свое наигармоничнейшее развитие. Идем!
Эго, брат, тебе не Мюллер: Пять минут ради здоровья! — по дороге продолжал расхваливаться Колесакин. — Не Анохин с психофизическим методом. Не-ет! У меня единственная система, Основанная на научном фундаменте. Да-с!
Колесакин легкими тигриными прыжками шагал через две-три ступеньки своей квартирной лестницы. Земляк, отдуваясь, еле поспевал за ним.
— Однако, — сказал земляк, оглядев убогое убранство колесакинской комнаты. — Стол, стул; кровать, а где-ж эти гири, гантели, штанги, как их там у вас называют?
-Да, мне их и не надо!—гордо сказал Колесакин. — Я, брат, можно сказать, разрешил квадратуру круга!
Колесакин нагнулся и вытащил из под стола аккуратно перевязанный мешок с книгами.
— Вот, моя система!
Он „выжал мешох правой рукой, потом стал выбрасывать его вверх, вниз, в стороны.
— Это — мои сданные экзамены. Как только я отламываю предмет, я сую в мешок конченную книженцию. Вот. попробуй все это поднять!
Худосочный земляк еле оторвал мешок от пола, да и то вздувшаяся жила на лице выдавала его чрезмерные усилия.
— То-то! — засмеялся Колесакин. — И я по осени таким же цуцыком был, а теперь натренирозался. Помалу, помалу, да изо дня в день... Но новых книг без сдачи экзамена не кладу. Ни-ни! Но это еще не конец.
Колесакин развязал мешок и достал первую попавшуюся книгу. — Вот тебе, скажем, Зоология Никольского. Сколько в ней страниц? — 372 — проглядев, сказал земляк.
— Значит, для бега к предыдущей дистанции с того дня прибавилось еще 372 метра. Страница равна метру. Понял? Вечерами я упражняюсь в беге. За этот год я уже набегал 12.340 метров, то-есть стра
ниц... Так, вот моя система! Голова, руки, ноги! Все! Все... Мне потом на какой-нибудь площади памятник поставят. Вот, увидишь. Не ты, так дети увидят!
И Степан снова принялся упражняться с мешком, книг.
Неделю спустя, земляк увидел Колесакина, бегущим по треку. Колесакин подбежал к нему и, не останавливаясь, крикнул:
— Обожди немного. Сейчас Бухарина „Исторический материализм добегиваю. 1.000 метров, не считая оглавления.
Через полчаса он подошел к земляку и радостный, раскрасневшийся сообщил: — Завтра домой в Пензу, брат, к нам еду. Вчера все свои сданные книги на вес букинисту продал. 91 килограмм вышло! Почти шесть пудов выбрасывал. Эго недалеко от мирового рекорда... Да, я-б и мировой рекорд поставил, да...
— А что? — спросил землях, восхищенно смотря на Степана Колесакина.
— Да вчера, чорт его дери, с языковедения прогнали меня. А это, брат, солиднейший труд! Почти 1.500 страниц да еще в кожаном переплете. Это-ж штука, я тебе доложу... Ну, пока. Пиши. Адрес старый: Советская, семь.
И Степан Колесакин принялся начисто заканчивать „Исторический материализм . Отсчитывая метро-страницы, голые пятки его мелькали и мягко похрустывали на влажном песке стадиона.
Вл. Тоболяков
Рис. Н. Р.
Рис. А. Р