ГОЛУТВИНО,
ПЕРОВО,
ЛЮБЕРЦЫ.
Тихо, спокойно въ безмолвьи ночномъ... Снѣжное поле блеститъ серебромъ... Чу!.. Что за звукъ средь безмолвья
встаетъ?
Риманъ съ отрядомъ гвардейцевъ идетъ...
Тихо... Ни звука... Погасли огни...
Спятъ, какъ умѣютъ въ тревожные
дни...
Полонъ кровавыхъ видѣній ихъ сонъ... Чу!.. На яву-ль этотъ грохотъ и звонъ?
Риманъ съ отрядомъ стучитъ у дверей: «Эй, кто тамъ есть — выходи поскорѣй! » Окрикъ солдатскій угрозой звучитъ: Новое горе онъ спящимъ сулитъ.
Злобно насмѣшливъ полковника взглядъ, Мрачны безмолвныя лица солдатъ.
Грозно сверкаютъ штыки при лунѣ... Жутко въ безмолвной ночной тишинѣ...
«Маршъ! » Окружили стѣною... Идутъ... Молча... Куда и зачѣмъ ихъ ведутъ?.. Нѣтъ имъ отвѣта... Все грозно мол
читъ. Снѣжное поле предъ ними лежитъ...
Громко полковникъ командуетъ:
«Стой! » Сталъ неподвижно послушный конвой... Плѣнники стали... Опять тишина... Скрылась пугливо за тучи луна...
Плѣнники ждутъ... Въ нихъ тревога и
страхъ...
Звякнули ружья въ солдатскихъ ру
кахъ...
Риманъ небрежно взмахнулъ пала
шомъ —
Дрогнуло поле отъ треска кругомъ...
Падаютъ люди густою толпой,
Пули жужжатъ, словно бѣшеный рой... Вѣренъ и скоръ ихъ убійственный бѣгъ, Таетъ подъ кровью алѣющій снѣгъ.
Ружья замолкли... Работа штыкамъ!.. Вопли и стоны бѣгутъ къ небесамъ, Нѣтъ имъ отвѣта... И небо молчитъ: Небо безсильно, гдѣ Риманъ царитъ...
Стоны замолкли... Убійству конецъ: Горды убійцы: недвижимъ мертвецъ!.. Мѣсяцъ блѣднѣя съ тоской оглядѣлъ Скользкую груду истерзанныхъ тѣлъ...
Пьяная пѣсня разгульно звучитъ... Риманъ за новой побѣдой спѣшитъ... Тѣни убитыхъ надъ полемъ встаютъ, Плачутъ и стонутъ и небо зовутъ!..
Духъ Банко.
Маленькія сказочки.
Графъ и Конституція. Жилъ-былъ на свѣтѣ графъ.
Скучно было ему жить одному со своей короною и помѣстилъ онъ въ «Новомъ Времени» объявленіе:
«Неимовѣрно скучаю. Нуждаюсь въ уютѣ и добромъ расположеніи. Обѣщаю вѣрность до гроба».
На объявленіе это отозвалась дама по прозванію Конституція. Пришла и говоритъ:
— Ты нуждаешься въ уютѣ и добромъ расположеніи? Я могу дать тебѣ и то, и другое.
— А деньги у тебя есть? — неожиданно и рѣзко спросилъ графъ.
Конституція смущенно залепетала: — Но въ объявленіи не...
Графъ гнѣвно топнулъ ногой.
— Нужно умѣть читать между строкъ! Не могу же я всенародно открывать такихъ интимныхъ вещей.
На звонокъ графа явился курьеръ, который отвезъ Конституцію въ Персію.
Адмиралъ и флотъ.
Одинъ адмиралъ потопилъ флотъ, но не вражескій, а свой собственный. Флотъ со дна морского закричалъ:
— Адмиралъ, адмиралъ, за что ты меня сгубилъ? А адмиралъ въ отвѣтъ:
— Да затѣмъ, чтобы доказать воочію, что флотъ безъ адмирала никакъ обойтись не можетъ, а адмиралъ безъ флота даже очень хорошо...
Газета и редакторъ.
Газета выходила. И редакторъ выходилъ.
Газета была конфискована. И редакторъ былъ конфискованъ.
Газета перестала выходить. И редакторъ пересталъ выходить.
Нагайка, пулеметъ и адмиралъ.
Нагайка заспорила съ пулеметомъ, кто изъ нихъ полезнѣй и необходимѣй для блага страны. Спорили до слезъ, а ничего рѣшить не могли.
Проходилъ мимо адмиралъ, услыхалъ ихъ споръ и говоритъ:
— Напрасно вы, дѣтки, спорите. Оба вы нужны нашей родинѣ и оба полезны. А кто когда полезнѣй — это даже не вопросъ, а просто лишь административное усмотрѣніе.
Послѣ чего все трое уѣхали въ Москву.
Бомба и черепъ.
Однажды бомба ударилась о черепъ, принадлежавшій живому губернатору. Отскочивши отъ него, она упала на землю и зазвенѣла отъ боли.
Черепъ же высокомѣрно усмѣхнулся и замѣтилъ: — Горшокъ котлу не товарищъ.
Докторъ и тачка.
Докторъ никогда не ѣздилъ въ тачкѣ. Случилось одинъ разъ и ему проѣхаться въ ней. Вылѣзая изъ нея, онъ подумалъ: — Автомобиль, все таки, лучше.
Все мое!
— Все мое! — сказалъ генералъ-губернаторъ. — Все мое! —сказалъ казакъ.
— Все конфискую! — сказалъ. генералъ-губернаторъ. — Все возьму! —сказалъ казакъ.
Тѣнь.