Марихенъ бросилась поднимать Петю, — Я ничего, я не ушибся... Не безпокойтесь! произнесъ ойѣ. — Ахъ, какой сегодня несчастный день! замѣтила Марихенъ. — Пустяки! продолжалъ Петя, быстро поднявшись на ноги.— Чѣмъ несчастный? Какіе предразсудки!
— Нѣтъ, не говорите! Я сегодня и сонъ нехорошій видѣла! — Еще и сонъ! Да вы совсѣмъ какъ старушка!
Петя говорилъ, а между тѣмъ чувствовалъ боль въ прищемленной ногѣ. Но онъ не хотѣлъ показать этого и старался быть покойнымъ. Марихенъ, въ моментъ паденія Пети, уронила клубокъ шерсти. Она замѣтила это только сейчасъ и поспѣшила его поднять. Петя захотѣлъ быть вѣжливымъ и ринулся, съ намѣреніемъ опередить молодую дѣвушку, туда-же. Увы! Наклонившись оба разомъ, они такъ ударились лбами, что у Пети вторично посыпались изъ глазъ искры, а у Марихенъ, какъ натуры чувствительной, показались еще и слезы. Это былъ, такъ сказать, день незадачъ.,
Трахъ! Петя сѣдъ какъ разъ на тотъ стулъ, который давеча сломала Марихенъ. Стулъ разъѣхался и Петя на полусловѣ оборвалъ свою рѣчь, шлепнувшись на полъ
Бѣдные влюбленые съ четверть часа стояли, потирая лбы и не смѣя отъ смущенія взглянуть другъ на друга! И разошлись, не сказавъ, чѣмъ были полны ихъ сердца.
Передъ обѣдомъ къ Петѣ пришелъ его товарищъ.
— Ну, какъ поживаешь? похлопывая по плечу Петю, заговорилъ гость.
— Плохо... Воденъ... Сердце болитъ...
— Сердце? Охо! Это, братецъ, скверно!
— Да у меня сердце-то болитъ... отъ любви!
— Отъ любви? Гм.? Впрочемъ, ты не думай, что это менѣе опасно! Это не лучше аневризма!
— Для меня тутъ вотъ что худо: объясниться не могу! То робость нападетъ, то кто-нибудь помѣшаетъ! Думаю теперь хоть письмо написать!
— Глупъ ты, братецъ мой, если хочешь знать! По моему въ такихъ случаяхъ есть только два вида... Во-первыхъ—бросить все и забыть!
— Не могу.
— Ну, тогда поступай по второму рецепту: дѣйствуй по гусарски!
— Какъ-же это по гусарски?
— Очень просто: безъ писемъ, безъ слова, а прямо поймалъ въ укромномъ уголкѣ, схватилъ и чмокнулъ въ шейку, или въ щечку, или во что тамъ пришлось! Результатъ обнаружится немедленно: если въ отвѣтъ тебѣ попадетъ по физіономіи, значитъ, ретируйся—дѣло плохо; а если пройдетъ благополучію, значитъ — наша взяла!
— Спасибо, голубчикъ! Непремѣнно такъ сдѣлаю! О, да я заранѣе увѣренъ, что отвѣтъ будетъ благопріятный!
— Тѣмъ лучше! Твое счастье!
По уходѣ товарища Петя радостно вышелъ въ зало, гдѣ и стадъ поджидать Марихенъ. Марихенъ ежедневно было разрѣшено послѣ обѣда полчаса играть на роялѣ, такъ какъ сама m—me Ма
монкина любила въ сумеркахъ понѣжиться на кушеткѣ подъ звуки Мендельсона или Бетховена.
Петя взволнованный ходилъ довольно долго по залу, кусая ногти и поджидая Марихенъ у дверей.
Марихенъ сегодня почему-то долго не выходила.
Наконецъ, послышались шаги. Петя притаилъ дыханіе, хотя его сердце билось такъ сильно, что походило скорѣе на челнокъ швейной машины, чѣмъ на сердце. Петя выгнулся, какъ африканскій тигръ, готовый броситься на свою добычу... Добыча уже близка. Вотъ она подходитъ къ двери, вотъ въ дверяхъ... Петя кидается на нее...
Чмокъ! Чмокъ!! Затѣмъ слышится визгъ, у Пети кружится голова, онъ отшатывается и при слабомъ свѣтѣ единственной лампы зала видитъ, что поцѣловалъ хозяйку, которая стоитъ въ ужасѣ, схватившись руками за пылающія щеки.
Въ этотъ моментъ появляется, точно изъ земли, второй африканскій тигръ—это ревнивый мужъ оскорбленной дамы.
— А! Неправъ-ли я былъ милліоны адскихъ мученій! О! Не даромъ тысячи огненныхъ языковъ лизали мое сердце цѣлый сегодняшній день! Такъ вотъ ты каковъ, вѣроломный другъ моего дома!.. Теперь, наконецъ, настала минута сладкаго и адскаго моего мщенія!!. Я собственными зубами перегрызу тебѣ горло! Я высосу всю твою змѣиную кровь, пусть этотъ ядъ умертвитъ меня, но и тебя уже не будетъ болѣе въ живыхъ!.. О-о-о-о!!. А-а-а!!. У-у.у.у!!!
И ревнивецъ, сдѣлавъ истинно тигровый или акробатскій скачекъ, чуть-было не сѣлъ на шею несчастному Петѣ. Но послѣдній во время спохватился и пустился на утекъ.
По лѣстницѣ катились два кубаря: одинъ—былъ Петя, а другой—его преслѣдователь. Счастье, цѣлый день оставлявшее Петю, теперь, видно, снова взглянуло на него: ему вторично удалось убѣжать отъ грозившей опасности; его преслѣдователь попалъ ногою между перилъ и завязъ на нѣсколько минутъ, а Петя, тѣмъ временемъ, успѣлъ выбѣжать на подъѣздъ, схватить со швейцара картузъ и, накрывъ имъ свою голову, вскочить на перваго попавшагося извозчика.
Въ одномъ домашнемъ костюмѣ и въ швейцаровомъ картузѣ ѣхалъ по ярко освѣщенной улицѣ Петя, погонялъ извозчика и укрывалъ свое лицо, чтобы его не узнали знакомые изъ прохожихъ.
Ночевалъ онъ у того самаго товарища, который научилъ его дѣйствовать „по гусарски , а во снѣ видѣлъ Марихенъ и въ очень странномъ изображеніи: будто-бы сама Марихенъ обратилась въ русалку съ рыбьимъ хвостомъ и вмѣсто головы у ней роскошная дыня, а изъ дыни ростутъ крупные тюльпаны...
Эпилогъ.
Другъ, чтобы помочь Петѣ, рѣшилъ поѣхать къ Мамонкинымъ и все имъ откровенно разсказалъ. Отелло-мужъ обрадовался, но еще болѣе обрадовалась Дездемона жена тому, что она не будетъ задушена ревнивцемъ-мужемъ. Обрадовалась также Марихенъ, потерявшая „предметъ своихъ мечтаній : она согласилась отдать Петѣ не только руку и сердце, но все свое тѣло и чувства. Чрезъ полгода свѣтъ обогатился новой счастливой парочкой...
К. Михайловъ.